Неточные совпадения
Абсолютизация динамических моментов духовного опыта в
христианской онтологии и метафизике может стать великой неправдой статики, восставшей против вечной правды динамики абсолютной духовной
жизни.
Обычный
христианский ответ, что цель человека —
жизнь в Боге, не может удовлетворить, он слишком общий и формальный.
Романтическая творческая тоска глубоко связана с
христианским чувством
жизни, с
христианской потусторонностью [Интересные мысли о романтизме и классицизме можно найти в книжке Жуссэна «Романтизм и эволюция творчества», написанной в духе философии Бергсона.
Мы стоим перед проблемой
христианского бытия, а не
христианской культуры, перед проблемой претворения культуры в бытие, «наук и искусств» в новую
жизнь, в новое небо и новую землю.
Из безумной аскетической мистики вывели охранительное жизнеустройство, поддержание ветхих устоев этой
жизни,
жизни «мира сего» [«Начертание
христианского нравоучения» епископа Феофана — плод святоотеческого сознания в атмосфере XIX века.
Безумно было бы исчислять
христианский возраст нашей кратковременной
жизнью.
Христианские аскеты, побеждавшие физическую
жизнь пола, могущественно чувствовали центральность пола в человеке, больше чувствовали, чем многие современные люди, живущие размеренной «естественной» половой
жизнью.
[У св. Мефодия остается обычная для
христианского сознания двойственность ветхозаветного оправдания деторождения и половой
жизни и новозаветной хвалы девства как состояния, превышающего всякую половую
жизнь.]
Христианское трансцендентное чувство бытия так глубоко захватило природу человека, что сделало невозможным цельное и законченное исповедание имманентных идеалов
жизни.
Даже в
жизни Бенвенуто Челлини, так гениально им рассказанной, — этого изумительного человека самой языческой эпохи Возрождения — XVI века, слишком много
христианского.
Во всем деле
жизни Боттичелли есть какая-то роковая неудача, он не осуществил ни задачи
христианского Возрождения, ни задачи языческого Возрождения.
Традиционная
христианская мораль решительно враждебна всякому героизму, всякому героическому повышению
жизни, героическому восхождению, героической жертве.
И мир
христианский принял внехристианскую буржуазную мораль, пригодную для
жизни, оправданную послушанием последствиям греха.
Христианская мораль смирения и послушания недостаточна, в ней не все ценности
жизни раскрываются.
Христианскую святоотеческую мораль как единственную оценку всей полноты
жизни ныне труднее принять, чем
христианские догматы и таинства.
Творчество
жизни оправдывают
христианской моралью лишь путем безграничного насилия над Евангелием.
В чем вечная ценность
христианской морали, в чем ценность для грядущей этики
жизни, этики творческой?
Подлинная
христианская мораль возлагает на человека, усыновленного Богом, свободную ответственность за свою судьбу и судьбу мира и исключает для сынов Божьих возможность чувствовать рабьи-плебейскую, неблагородную обиду на судьбу,
жизнь и людей.
Поэтому путь
христианской морали — через жертву к творчеству, через отречение от мира сего и его соблазнительных благ к творчеству мира иного и иной
жизни.
Христианская мораль есть мораль ценностей, творческого повышения
жизни, а не мораль благополучия людей, не альтруистически-распределительная мораль.
Таким откровением
жизни в Духе Христовом, не знающем тяготы и бремени общественности этого мира, была
жизнь св. Франциска Ассизского — величайший факт
христианской истории после
жизни Самого Иисуса Христа [Особенно рекомендую книгу Иергенсена о св. Франциске, передающую поэзию умбрийской религиозности.
Всякая
христианская теократия была ложной и насильственной задержкой
жизни во внешней ограде церковности, задержкой, мешающей свободному откровению человечества, свободному его воссоединению с Богом [Кн. Е. Трубецкой в своем «Миросозерцании Вл. С. Соловьева» прекрасно показал несостоятельность всякой теократии, ее нехристианскую природу.].
Неоплатоническая мистика и связанная с ней негативная теология проходят мимо
христианского откровения о богочеловечестве, о глубоком родстве и слиянии природы человеческой и природы Божественной, слиянии не истребляющем, а утверждающем человека в абсолютной
жизни.
Христианское человечество в истории своей не осуществляло любви, благодатной
жизни в Духе, оно жило под законом природного мира, и великие подвижники его учили ожесточить сердце свое, чтобы победить греховные страсти [Св. Исаак Сирианин говорит: «Кто всех равно любит по состраданию и безразлично, тот достиг совершенства» («Св.
Не только
христианское священство, но и
христианское пророчество должно стать
жизнью.
Целомудрие, по христианскому учению, есть то совершенство, к которому свойственно приближаться человеку, живущему
христианской жизнью. И потому всё то, что препятствует этому приближению к целомудрию, как разрешение в браке половых сношений, противно требованиям христианской жизни.
Неточные совпадения
Он не думал, что тот
христианский закон, которому он всю
жизнь свою хотел следовать, предписывал ему прощать и любить своих врагов; но радостное чувство любви и прощения к врагам наполняло его душу.
— А разве ты позабыл, бравый полковник, — сказал тогда кошевой, — что у татар в руках тоже наши товарищи, что если мы теперь их не выручим, то
жизнь их будет продана на вечное невольничество язычникам, что хуже всякой лютой смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая
христианскою кровью?
Давно уже просил я у Бога, чтобы если придется кончать
жизнь, то чтобы кончить ее на войне за святое и
христианское дело.
Религиозное,
христианское отношение к
жизни должно жертвенно принять смерть старой России, старой ее плоти во имя воскресения России к новой
жизни.
Кто написал гениальную хулу на Христа «об Иисусе Сладчайшем и о горьких плодах мира», кто почувствовал темное начало в Христе, источник смерти и небытия, истребление
жизни, и противопоставил «демонической»
христианской религии светлую религию рождения, божественное язычество, утверждение
жизни и бытия?