Неточные совпадения
Выход из рабства в свободу, из вражды «мира» в космическую любовь
есть путь победы над грехом, над низшей
природой.
Наука
есть специфическая реакция человеческого духа на мир, и из анализа
природы науки и научного отношения к миру должно стать ясно, что навязывание научности другим отношениям человека к миру
есть рабская зависимость духа.
Ценность научных законов
природы прежде всего
была в практической ориентировке в
природе, в овладении ею ее же средствами, т. е. через приспособление.
Философия хранит познание истины как мужскую солнечную активность в отношении к познаваемому [Р. Штейнер в одной из первых своих работ, «Истина и наука», написанной без всякой теософической терминологии, удачно выражает творческую
природу познания истины: «Истина не представляет, как это обыкновенно принимают, идеального отражения чего-то реального, но
есть свободное порождение человеческого духа, порождение, которого вообще не существовало бы нигде, если бы мы его сами не производили.
Критическая философия
есть послушное сознание необходимости не
природы, а самого сознания, не материи, а разума,
есть послушание необходимости через послушание категориям.
Творческая, активная
природа философского познания чувствовалась в полете гения, но придавлена
была всеобщим послушанием необходимости, связанным, как
будет видно, глубочайшими религиозными причинами.
Паскаль, у которого
было гениальное чувство антиномичности религиозной жизни, понимал, что все христианство связано с этой двойственностью человеческой
природы.
Человек может познавать себя как необходимую часть
природы и может
быть подавлен этим познанием.
Человек, всечеловек, носитель абсолютной человечности, пришедший в сознание после обморока своего в природном мире, после падения своего в природную необходимость, сознает свою бесконечную
природу, которая не может
быть удовлетворена и насыщена временными осуществлениями.
Неумирающая истина астрологии
была в этой глубокой уверенности, что на человеке и судьбе его отпечатлены все наслоения космоса, все сферы неба, что человек по
природе космичен.
«Я не нуждаюсь ни в ваших приемах и способах, ни в ваших формулах, ибо не от вас научился я этому: у меня
есть другой учитель — и учитель этот вся
Природа.
Бог и человек отныне — единое нераздельное Лицо по всем трем принципам (и из всех трех), в вечности и во времени, во плоти и по душе, по всей
природе человека и всей божественной
природе, исключая лишь извне напечатленной Адаму и им воспринятой змеиной
природы, которую он не должен
был принять в себя.
Он сам — как мир человеческий —
есть опосредующая воля, причина действующая, расположенная между этими двумя
природами, чтобы служить им связью, средством соединения и воссоединить два действия, два движения, которые иначе
были бы несовместимы» (фр.).]] скрыто исключительное антропологическое сознание, которое трудно найти в официальных церковных учениях и в официальных философских учениях [Замечательно учил Парацельс о творческой роли человека в мире.
Живой
была природа для Парацельса, для Я. Бёме и для натурфилософов Возрождения.
Само давящее омертвение
природы, отрицать которое нет возможности, должно
быть понято из ложно направленной свободы живого.
Сопротивление и власть мертвенно-окаменелых частей
природы, окончательно погруженных в материальную необходимость низших ступеней природной иерархии,
есть источник горя и нужды человека, сверженного царя
природы.
Природа должна
быть очеловечена, освобождена, оживлена и одухотворена человеком.
Священство — ангельской, а не человеческой
природы и потому не может
быть творчески-активным в мире; священство — лишь медиум божественного.
Дарвин показал, что человек не
есть абсолютный центр этой скромной планеты земли: он — одна из форм органической жизни на земле, той же
природы, что и другие формы, один из моментов эволюции.
Та же символика мужского и женского может
быть раскрыта в соотношении человека и
природы.
В святоотеческом христианстве
был монофизитский уклон, робость в раскрытии человеческой
природы Христа, а потому и божественной
природы человека, подавленность грехом и жаждой искупления греха.
А он не терпит того, чтобы пребывать в чьей-либо душе вместе с парением ума» [См. там же, с. 11.]. «Мир
есть имя собирательное, обнимающее собою перечисленные нами страсти» [См. там же, с. 22.]. «По
природе душа бесстрастна» [См. там же, с. 25.].
Но для св. Исаака Сирианина мир
есть лишь страсти и человек делается сильным и получает ведение не через раскрытие своей человеческой
природы, а через ее окончательное умолкание и освобождение места для Бога.
Но в эпоху Возрождения микрокосмичность человека сознавали только мистики, подобные Пико делла Мирандолло, который говорил: «Человек
есть соединительная связь всей
природы и как бы эссенция, составленная из всех ее соков.
Натурализм и позитивизм окончательно принижают человека, отрицают человека, ибо пучок восприятий, смена ощущений, дробная часть круговорота
природы — не
есть человек.
Или человек — образ и подобие Абсолютного Божественного Бытия — тогда он свободный дух, царь и центр космоса; или человек — образ и подобие данного природного мира — тогда нет человека, а
есть лишь одно из преходящих явлений
природы.
Человек не может
быть только отцом, отцом своих детей, будущих человеческих поколений, он должен
быть и сыном, должен иметь происхождение, должен иметь корни своей
природы, уходящие в абсолютное бытие и в вечность.
Человеческая
природа, подобная Творцу, не могла
быть сотворена Творцом лишь для того, чтобы, согрешив, искупить свой грех и в дело искупления вложить все свои силы на протяжении всего мирового процесса.
Христос не
был Богочеловеком, если человеческая
природа пассивна, не свободна и ничего из себя не раскрывает.
Человекоподобие Бога в единородном Сыне Божьем и
есть уже вечная основа самобытно-свободной
природы человека, способной к творческому откровению.
Творческие порывы сопровождают всю историю человека, но творческая
природа его
была обессилена космическим падением, погружением в низшие сферы бытия.
В религиозные эпохи закона и искупления нравственная сторона человеческой
природы должна
была преобладать над стороной эстетической и познавательной.
Нравственная сторона человеческой
природы менее творческая, в ней сильнее моменты послушания, и ее преобладание
было выражением подавленности человеческой
природы грехом.
Богом дана
была человеку благодатная помощь Христова искупления, восстанавливающего падшую
природу человека.
Человеческая
природа — творческая, потому что она
есть образ и подобие Бога-Творца.
В подзаконном, ветхозаветном своем сознании, так добросовестно и верно отраженном Кантом, не дерзает человек обнаружить своей творческой
природы, он дерзает лишь творить дифференцированные виды культуры, ибо это дифференцированное творчество
есть послушание закону, выполнение норм.
Поэтому в сознательном, слишком сознательном отношении к творчеству германской культуры
есть некое рабство духа, прикрывающее творческую
природу человека.
Философия эта, по духу своему не творческая и не активная, а послушная и приспособленная, не допускает мысли о том, что греховно-ограниченное состояние человеческой
природы, для которой невозможно творчество бытия, может
быть преодолено, что разрыв субъекта и объекта не вечен.
Творчество значимое, ценное
есть прикрытие, скрытие человека, утаение его творческой, богоподобной
природы.
Творчество
будет продолжать творение, в нем раскроется подобие человеческой
природы Творцу.
Познание имманентно бытию, идеи живут внутри
природы как ее творческие силы, познание истины
есть жизнь в истине.
И все, что может сказать научная гносеология о бессилии творческого акта,
есть лишь бессилие ведомой ей вторичной, рационализированной
природы.
Гносеология требует послушания научно опознанному бытию, а научно опознанное бытие
есть для творческой
природы человека темница, так как никогда научное познание не познает этой творческой
природы.
Наука и
есть истинно сущее, математическое естествознание и
есть природа.
Но если наука, математическое естествознание и
есть истинное бытие, истинная
природа, то в таком бытии, в такой
природе творческий акт невозможен или возможен в ограничительном и искаженном смысле.
Если божественная
природа неспособна к творчеству, то какая же
природа может
быть способна к творчеству?
Механический и материалистический взгляд на
природу мира
есть лишь обратная сторона христианско-аскетического мироощущения.
Я думаю, что в
природе Леонардо
был демонический яд.
Рождающаяся в творческом акте красота
есть уже переход из «мира сего» в космос, в иное бытие, и в ней не может
быть тьмы, которая
была еще в грешной
природе творившего.
Святоотеческая аскетика
была некогда новым словом, новым делом в мире, героическим вызовом ветхой
природе, ветхому Адаму.