Неточные совпадения
Говорят: ты грешное, падшее существо и потому не дерзай вступать на путь освобождения духа от «
мира», на путь творческой жизни духа, неси бремя послушания последствиям греха.
Дальше Штейнер
говорит: «В том и заключается сущность знания, что в нем проявляется никогда не находимое в объективной реальности основание
мира.
И все направление нашего духа по линии наименьшего сопротивления, по линии мировой данности, вся пассивная послушность духа
говорят за то, что в
мире нет свободы и нет смысла, нет того, к чему дух рвется.
И еще
говорит Гермес Триждывеличайший: «Господин вечности есть первый Бог,
мир — второй, человек — третий.
Приниженное положение, которое занял человек в данном состоянии природного
мира и данной планетной системе, ничего не
говорит против его центрального положения в бытии, против той абсолютной истины, что человек есть точка пересечения всех планов бытия.
Исаак Сирианин
говорит: «В том и добродетель, чтобы человек не занимал ума своего
миром.
Через Ницше зачинается новое антропологическое откровение в
мире, которое в своем последнем осознании, в своем Логосе должно стать христологией человека [Приведу цитаты из Заратустры, которые подтвердят мой взгляд на Ницше. «Der Mensch, —
говорит Заратустра, — ist etwas, das überwunden werden soll. Was habt ihr gethan, ihn zu überwinden?
Возможна ли для человека динамика во вне, объективное обнаружение его творчества в
мире без того рокового разрыва субъекта и объекта и той роковой противоположности между творчеством и бытием, о которых
говорит критическая гносеология?
Дарвинизм лишь красноречиво
говорит о нетворческом состоянии нашего
мира, о подавленности творческого субъекта в природной эволюции.
Святые отцы [Св. Макарий Египетский
говорит: «Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а как скоро не оказывается плодов любви,
мира, радости, смирения и прочих исчисленных Апостолом добродетелей, то напрасен подвиг девства, и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных плодов.
Христианская символика Логоса и души
мира, Христа и Его Церкви,
говорит о космической мистике мужского и женского, о космической брачной тайне.
Все биологические и социологические критерии разврата — условны, в них
говорит голос буржуазности
мира сего.
Красота для него всегда есть то, что
говорит о
мире ином, т. е. символ.
Этот
мир вызывал в них брезгливое отвращение [Андре Жид в статье о Вилье де Лиль-Адане не без недоброжелательства
говорит о якобы религиозном нежелании знать жизнь у Вилье де Лиль-Адана и других «католических писателей»: «Baudelaire, Barbey d’Aurevilly, Helo, Bloy, Huysmans, c’est là leur trait commun: méconnaissance de la vie, et même haine de la vie — mépris, honte, peur, dédain, il y a toutes les nuances, — une sorte de religieuse rancune contre la vie. L’ironie de Villiers s’y ramène» («Prétextes», с. 186).
Скачок в царство свободы, о котором даже марксисты
говорят, без всякого на то права, есть революционный разрыв со всякой ветхой общественностью «
мира сего», со всякой «политикой», всякой государственностью, всякой заботой о безопасности в
мире.
Христианское человечество в истории своей не осуществляло любви, благодатной жизни в Духе, оно жило под законом природного
мира, и великие подвижники его учили ожесточить сердце свое, чтобы победить греховные страсти [Св. Исаак Сирианин
говорит: «Кто всех равно любит по состраданию и безразлично, тот достиг совершенства» («Св.
Религия любви еще грядет в
мир, это религия безмерной свободы Духа [В. Несмелов в своей книге о св. Григории Нисском пишет: «Отцы и учители церкви первых трех веков ясно
говорили только о личном бытии Св.
Федор Петров. Что ж мы сказали не в правиле… Это, братец, одна только напраслина твоя… Как вон, ну, на
миру говорят о земельке, что ли, али по податной части, известно, мужичка кажиннова дело — всякий скажет, а тут, теперича, в эком случае, ничего мы того не знаем, и что ж мы сказать можем.
Неточные совпадения
Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не веруете; вы в церковь никогда не ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете
говорить о сотворении
мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Первое искушение кончилось. Евсеич воротился к колокольне и отдал
миру подробный отчет. «Бригадир же, видя таковое Евсеича ожесточение, весьма убоялся», —
говорит летописец.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал
миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или,
говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
— Простите меня, ради Христа, атаманы-молодцы! —
говорил он, кланяясь
миру в ноги, — оставляю я мою дурость на веки вечные, и сам вам тоё мою дурость с рук на руки сдам! только не наругайтесь вы над нею, ради Христа, а проводите честь честью к стрельцам в слободу!
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего
мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный
мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему
говорить.