Неточные совпадения
Говорят: ты грешное, падшее существо и потому не дерзай вступать на путь освобождения духа от «
мира», на путь творческой
жизни духа, неси бремя послушания последствиям греха.
Путь освобождения от «
мира» для творчества новой
жизни и есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для
жизни божественной.
Наступают времена в
жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и
мира,
мира подлинного в свободе от «
мира» призрачного.
Поразителен парадокс религиозной
жизни: крайний трансцендентизм порождает оппортунистическое приспособление, сделки со злом «
мира», зрелый имманентизм порождает волю к радикальному выходу в Божественную
жизнь духа, радикальному преодолению «
мира».
«
Мир сей» есть плен у зла, выпадение из божественной
жизни, «
мир» должен быть побежден.
Абсолютное утверждается в глубине духовной
жизни, а не во внешнем относительном
мире, к которому неприменимо ничто абсолютное.
Поэтому, будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность
мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм свободы и необходимости, Бога, божественной
жизни и «
мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Для поддержания
жизни в этом
мире философия никогда не была необходима, подобно науке, — она необходима была для выхода за пределы данного
мира.
А познание есть
жизнь и динамика в бытии, в познании цветет
мир.
Свет
жизни в природном
мире зависит от внешнего и далекого источника.
Померкнет солнце, и все существа и все предметы природного
мира будут повергнуты в беспросветную тьму,
жизнь прекратится, так как нельзя жить без света.
Человек должен был быть отпущен на свободу в природный
мир, и человеческая
жизнь должна была быть секуляризирована.
Но благоустройство и благоденствие человека на земле, отворачивающееся от неискоренимого трагизма человеческой
жизни, есть отрицание человека как существа, принадлежащего к двум
мирам, как сопричастника не только природного царства необходимости, но и сверхприродного царства свободы.
Во всех попытках, как церковных, так и внецерковных, по-евангельски, новозаветно оправдать, осмыслить все в
жизни, обосновать все ценности
жизни чувствуется какая-то натяжка, какое-то насилие над Евангелием, какое-то произвольное внесение в Евангелие ценностей иного
мира [Необходимость освободить абсолютность евангельского духа от относительных ценностей
мира в последнее время прекрасно сознают М. М. Тареев в своих «Основах христианства» и кн. Е. Трубецкой в интересном труде «Миросозерцание Вл. С. Соловьева».
Но концепция Булгакова очень показательна и интересна: в ней оригинально изобличается сходство православного и марксистского чувства мировой
жизни как тяготы и бремени и сознания всякого дела в
мире как послушания.].
Цель творческого порыва — достижение иной
жизни, иного
мира, восхождение в бытии.
Мистика типа пантеистически-эманационного принуждена отвергнуть творчество, для нее
жизнь есть истечение и переливание Божества в
мир и
мира в Божество, Божества в человека и человека в Божество [Мистика Экхардта принадлежит к тому типу, в котором Божество переходит в человека и человек переходит в Божество.
Творчество тварных существ может быть направлено лишь к приросту творческой энергии бытия, к росту существ и их гармонии в
мире, к созданию ими небывалых ценностей, небывалого восхождения в истине, добре и красоте, т. е. к созданию космоса и космической
жизни, к плероме, к сверхмирной полноте.
Без момента аскетического, т. е. преодоления низшей природы во имя высшей, победы над «
миром сим» во имя
мира иного, религиозная и мистическая
жизнь немыслима.
Ни один мистик не видел в аскетике содержания и цели религиозной
жизни, ибо содержание и цель есть уже
мир иной, стяжание божественной
жизни.
Путь аскетики сам по себе не есть путь творческий, и аскетические экстазы святых и мистиков — экстазы возврата к Богу, видения божественного света, а не творчества нового
мира, невиданной
жизни.
Творческий опыт — духовен в религиозном смысле этого слова [Когда читаешь «Путь к посвящению» или «Путь к самопознанию человека» Р. Штейнера, где говорится об оккультном пути к высшей духовной
жизни, то можно подумать, что до раскрытия оккультного пути в
мире не было духовной
жизни,
мир был погружен исключительно в физический план.
Творческий акт всегда есть уход из «
мира», из этой
жизни.
Мир-космос божествен со всей своей множественностью; «
мир сей» есть выпадение из Божественной
жизни.
Из безумной аскетической мистики вывели охранительное жизнеустройство, поддержание ветхих устоев этой
жизни,
жизни «
мира сего» [«Начертание христианского нравоучения» епископа Феофана — плод святоотеческого сознания в атмосфере XIX века.
Гениальная
жизнь знает минуты экстатического блаженства, но не знает покоя и счастья, всегда находится в трагическом разладе с окружающим
миром.
Гениальная
жизнь — монашеская
жизнь в «
миру».
Нетворческое отречение от благ «
мира» вознаграждается твердо-безопасным устроением личной
жизни и личного спасения.
А послушание последствиям греха делает безопасной
жизнь человека в «
мире».
«Ева была создана для этой тленной
жизни, ибо она жена
мира сего» [Там же, с. 187.].
Жизнь пола в этом
мире в корне дефектна и испорчена.
Источник
жизни в этом
мире в корне испорчен, он является источником рабства человека.
Не могло быть в дотворческую мировую эпоху сознано, что сама оргийность пола должна быть преображена, выведена из родового круговорота природы и направлена на творчество новой
жизни, нового
мира, а не истреблена.
В любви нет перспективы устроенной в этом «
мире»
жизни.
И идеология семьи, ставшая консервативной силой в
мире, боится всякого восхождения и полета в
жизни пола, боится пуще греха и низости.
Подзаконная семья не есть творчество новых отношений людей, новой
жизни, она есть послушание «
миру», его бремени.
Любовь сулит любящим гибель в этом
мире, а не устроение
жизни.
Любовь — акт творческий, созидающий иную
жизнь, побеждающий «
мир», преодолевающий род и природную необходимость.
То уединение, сокрытие пола, отдифференцирование его от цельной сущности
жизни, которое мы видим в природном
мире, всегда есть уже разврат.
Женщина гораздо более отдается одному, тому, что сейчас ею обладает, одному переживанию, вытесняющему всю остальную
жизнь, весь
мир.
Задание всякого творческого акта — создание иного бытия, иной
жизни, прорыв через «
мир сей» к
миру иному, от хаотически-тяжелого и уродливого
мира к свободному и прекрасному космосу.
В классическом языческом искусстве творческий акт художника приспособляется к условиям
мира сего, к
жизни в красоте здесь.
Этот
мир вызывал в них брезгливое отвращение [Андре Жид в статье о Вилье де Лиль-Адане не без недоброжелательства говорит о якобы религиозном нежелании знать
жизнь у Вилье де Лиль-Адана и других «католических писателей»: «Baudelaire, Barbey d’Aurevilly, Helo, Bloy, Huysmans, c’est là leur trait commun: méconnaissance de la vie, et même haine de la vie — mépris, honte, peur, dédain, il y a toutes les nuances, — une sorte de religieuse rancune contre la vie. L’ironie de Villiers s’y ramène» («Prétextes», с. 186).
Души эти стоят на грани двух
миров, в них неосознанно трепещет грядущее, в которое они не верят, но путь их есть жертвенное заклание и они бессильны творить новую
жизнь.
Эстетизм хотел быть всем, быть другой
жизнью, он переливался за границы искусства, он жаждал претворения бытия в искусство, отрешения от бытия, жертвы
жизнью этого
мира во имя красоты.
И если иллюзорна цель превращения
жизни в искусство, то цель претворения
жизни этого
мира в бытийственную красоту, в красоту сущего, космоса — мистически реальна.
Теургия — искусство, творящее иной
мир, иное бытие, иную
жизнь, красоту как сущее.
Этот
мир занял себе удобные места в
жизни не только духовно, но и материально, без сознания опасности и необходимости борьбы.
И
мир христианский принял внехристианскую буржуазную мораль, пригодную для
жизни, оправданную послушанием последствиям греха.
Нельзя жить в
мире и творить новую
жизнь с одной моралью послушания, с одной моралью борьбы против собственных грехов.
Неточные совпадения
Не вопрос о порядке сотворения
мира тут важен, а то, что вместе с этим вопросом могло вторгнуться в
жизнь какое-то совсем новое начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый
мир для Левина. Это был
мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою
жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Он отгонял от себя эти мысли, он старался убеждать себя, что он живет не для здешней временной
жизни, а для вечной, что в душе его находится
мир и любовь.
«Все живут, все наслаждаются
жизнью, — продолжала думать Дарья Александровна, миновав баб, выехав в гору и опять на рыси приятно покачиваясь на мягких рессорах старой коляски, — а я, как из тюрьмы выпущенная из
мира, убивающего меня заботами, только теперь опомнилась на мгновение.
Эта жестокость его, с которой он разрушал
мир, с таким трудом состроенный ею себе, чтобы переносить свою тяжелую
жизнь, эта несправедливость его, с которой он обвинял ее в притворстве, в ненатуральности, взорвали ее.