Неточные совпадения
Наоборот, я любил их, считал хорошими
людьми, но относился к ним скорее как отец к детям, заботился о них, боялся, чтобы они не заболели, и
мысль об их смерти переживал очень мучительно.
Мое мышление не уединенное, общение, столкновение с
людьми возбуждало и обостряло мою
мысль.
Я постоянно питался мировой
мыслью, получал умственные толчки, многим был обязан мыслителям и писателям, которых всю жизнь чтил, обязан
людям, которым был близок.
Я постоянно беспокоился о близких
людях, не мог примириться с
мыслью о их смерти.
Я говорил уже, что философские
мысли мне приходили в голову в условиях, которые могут показаться не соответствующими, в кинематографе, при чтении романа, при разговоре с
людьми, ничего философского в себе не заключающем, при чтении газеты, при прогулке в лесу.
В центре моей
мысли всегда стояли проблемы свободы, личности, творчества, проблемы зла и теодицеи, то есть, в сущности, одна проблема — проблема
человека, его назначения, оправдания его творчества.
В философии нового времени христианство проникает в
мысль, и это выражается в перенесении центральной роли с космоса на
человека, в преодолении наивного объективизма и реализма, в признании творческой роли субъекта, в разрыве с догматическим натурализмом.
У меня был пустой период, в котором не было интересного для внутренней жизни общения с
людьми, не было и больших приобретений в области
мысли.
Было что-то двоящееся, были
люди с двоящимися
мыслями.
Именно в начале XX века появились у нас
люди двоящихся
мыслей.
Я всегда сознавал себя
человеком недостойным собственной
мысли и моих исканий.
Еретик по-своему очень церковный
человек и утверждает свою
мысль как ортодоксальную, как церковную.
Я не
мыслю себе Россию без этих
людей и этого рода духовных движений.
Очень по-разному переживают
люди и представители религиозной
мысли религиозную драму.
Я не сомневаюсь в существовании Бога, но у меня бывают мгновения, когда приходит в голову кошмарная
мысль, что они, ортодоксы, мыслящие отношения между Богом и
человеком социоморфически, как отношения между господином и рабом, правы, и тогда все погибло, погиб и я.
Для уяснения моей
мысли очень важно понять, что для меня творчество
человека не есть требование
человека и право его, а есть требование Бога от
человека и обязанность
человека.
Необычайно дерзновенна
мысль, что Бог нуждается в
человеке, в ответе
человека, в творчестве
человека.
Любящий (Бог) не может существовать без любимого (
человека) — об этом невозможно
мыслить в рациональных понятиях, на этом нельзя построить рациональной онтологии,
мыслить можно лишь символически, и символическое мышление может означать лишь приближение к Тайне.
Православные круги, не только правые, но и левые, отнеслись очень подозрительно и даже враждебно к моим
мыслям о творческом призвании
человека.
Критики приписывали мне нелепую
мысль, что творчество
человека не нуждается в материи, в материалах мира.
На наших вторниках перебывали очень разнообразные
люди, принадлежавшие к самым противоположным направлениям, от социал-демократов, меньшевиков, до
людей консервативного образа
мыслей, бывали православные, католики, антропософы, старообрядцы, свободомыслящие социал-демократы.
Наблюдая настроения русской эмиграции, я почувствовал, что я один из очень немногих
людей, свободных от ressentiment по отношению к коммунизму и не определяющих своей
мысли реакцией против него.
За это мне прощали «гностические», как любили говорить, уклоны моей религиозной философии, мои недостаточно ортодоксальные
мысли о свободе и творчестве
человека.
И
люди, мне симпатизировавшие, старались замалчивать эти
мысли, чтобы не усиливать разногласий со мной.
Иногда мучило, что выражали сочувствие некоторым моим
мыслям люди, направлению которых я очень не сочувствовал.
У русских гораздо меньше уважения к самой
мысли, чем у
людей западных.
Из философских книг этого периода особенное значение я придаю книге «О назначении
человека» и «О рабстве и свободе
человека», в которой некоторые основные мои
мысли выражены с наибольшей остротой.
Мысль необходимо изрекать,
человек должен совершать этот акт, но в известном смысле остается верным, что «
мысль изреченная есть ложь».
Самые существенные
мысли на эту тему я изложил в заключительной главе моей книги «О назначении
человека», и я это причисляю, может быть, к самому важному из всего, что я написал.
Идолатрия и демонолатрия, в которые впадает
человек, вызывают к жизни демонические силы, овладевающие
человеком, но их нельзя
мыслить наивно реалистически.
В конце XIX и начале XX века считали огромным достижением в познании
человека, в понимании писателей и разгадки написанных ими книг, когда открыли, что
человек может скрывать себя в своей
мысли и писать обратное тому, что он в действительности есть.
Это открытие очень преувеличили и признали почти законом, что в своей
мысли и своем творчестве
человек всегда скрывает себя и что нужно думать о нем обратное тому, что он сам о себе говорит.
Это не значит, конечно, что я совершенно равнодушен к оценке своей
мысли, но я не глубоко задет моей известностью и даже никогда не мог себя почувствовать
человеком с очень известным и оцененным именем.
Значение своей экзистенциальной
мысли я вижу именно в этом предчувствии, в этом сознании двух путей, лежащих перед
человеком, — пути объективации, экстериоризации, заковывания в призрачном могуществе и массивности и пути трансцендирования к преображенному и освобожденному миру, Божьему миру.
Но были минуты, когда я отвергал Бога, были мучительные минуты, когда мне приходило в голову, что, может быть, Бог зол, а не добр, злее меня, грешного
человека, и эти тяжелые
мысли питались ортодоксальными богословскими доктринами, судебным учением об искуплении, учением об аде и многим другим.
Радость, впрочем, для меня всегда была отравлена
мыслью о смерти, о страдании
людей, о несправедливости жизни в этом мире, о кратковременности и непрочности всего.
Неточные совпадения
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех
людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь
мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Не подозрителен // Крестьянин коренной, // В нем
мысль не зарождается, // Как у
людей достаточных, // При виде незнакомого, // Убогого и робкого:
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ
мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой
человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Всечасное употребление этого слова так нас с ним ознакомило, что, выговоря его,
человек ничего уже не
мыслит, ничего не чувствует, когда, если б
люди понимали его важность, никто не мог бы вымолвить его без душевного почтения.
Стародум. Тут не самолюбие, а, так называть, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном настоящем часе суетятся. Ты не поверишь. Я видел тут множество
людей, которым во все случаи их жизни ни разу на
мысль не приходили ни предки, ни потомки.