Из книг другого типа: «Судьба человека в
современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою философию истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен был много перечитать по русской истории XIX века, и «Русская идея».
Неточные совпадения
Это уже был
мир несколько иной, чем Печерск,
мир дворянский и чиновничий, более тронутый
современной цивилизацией,
мир, склонный к веселью, которого Печерск не допускал.
Популярность оккультических и теософических течений я объяснял космическим прельщением эпохи, жаждой раствориться в таинственных силах космоса, в душе
мира, а также неспособностью церковного богословия ответить на запросы
современной души.
Я не любил читать произведения
современных второстепенных и третьестепенных писателей, я предпочитал по многу раз перечитывать произведения великих писателей (я неисчислимое количество раз перечитал «Войну и
мир») или читать исторические и авантюрные романы.
Здесь собрались интеллигенты и немало фигур, знакомых лично или по иллюстрациям: профессора, не из крупных, литераторы, пощипывает бородку Леонид Андреев, с его красивым бледным лицом, в тяжелой шапке черных волос, унылый «последний классик народничества», редактор журнала «
Современный мир», Ногайцев, Орехова, ‹Ерухимович›, Тагильский, Хотяинцев, Алябьев, какие-то шикарно одетые дамы, оригинально причесанные, у одной волосы лежали на ушах и на щеках так, что лицо казалось уродливо узеньким и острым.
Неточные совпадения
О том, как кончатся
современные государства и
мир и чем вновь обновится социальный
мир, он ужасно долго отмалчивался, но наконец я таки вымучил из него однажды несколько слов:
Если в народе побеждают интересы покойно-удовлетворенной жизни
современного поколения, то такой народ не может уже иметь истории, не в силах выполнить никакой миссии в
мире.
Иной
мир,
мир смысла и свободы, раскрывается лишь в духовном опыте, который отрицают
современные экзистенциалисты.
Современная философия имеет тенденцию к отрицанию дуализма двух
миров,
мира нуменального и
мира феноменального, который восходит к Платону.
Но внимание всех уже оставило их, оно обращено на осетрину; ее объясняет сам Щепкин, изучивший мясо
современных рыб больше, чем Агассис — кости допотопных. Боткин взглянул на осетра, прищурил глаза и тихо покачал головой, не из боку в бок, а склоняясь; один Кетчер, равнодушный по принципу к величиям
мира сего, закурил трубку и говорит о другом.