Неточные совпадения
Я всегда предвидел в воображении конец
и не хотел приспособляться к процессу, который
ведет к концу, отсюда мое нетерпение.
Борьба за свободу, которую я
вел всю жизнь, была самым положительным
и ценным в моей жизни, но в ней была
и отрицательная сторона — разрыв, отчужденность, неслиянность, даже вражда.
Я
вел борьбу за свободу в детстве
и юности
и делал это иногда с гневом
и яростью.
Мне пришлось еще
вести ту же борьбу за свободу
и за достоинство личности в коммунистической революции,
и это привело к моей высылке из России.
Возражения против моей мысли
и моего познания я всегда проецировал во вне, в образе врага моих идей
и верований, с которым я
вел борьбу.
Склонность к парадоксальному
и противоречивому мышлению
вела меня к тому, что иногда враги меня хвалили.
У него собирались по субботам, я часто у него бывал
и мы
вели длинные специально философские разговоры.
Радостный подъем жизни в углублении
и развитии
ведет не к реализации полноты, не к победе, а к гибели.
Иногда я
вел переговоры от Союза освобождения с социал-демократами, например, с X., тогда меньшевиком, а впоследствии советским сановником, народным комиссаром
и послом, с Мартовым, а также с представителями еврейского Бунда.
Но когда я
веду борьбу против насилия над свободой духа, когда борюсь за попираемую ценность, то я бываю страшно нетерпим на этой почве
и порываю с людьми, с которыми у меня были дружеские связи.
Я всегда
веду борьбу за независимость личности, не допускаю ее смешения с какой-либо коллективной силой
и растворения в безликой стихии.
У меня была отрицательная реакция,
и я
вел борьбу с этими веяниями.
Атмосфера была мне очень чуждой,
и я все время
вел с ней борьбу.
Все вновь являвшиеся богоискатели
и правдоискатели обыкновенно приходили ко мне
и вели духовные беседы.
Он часто приходил к нам в дом, обедал у нас, потом мы совершали с ним прогулки
и вели духовные беседы.
Острое
и длительное переживание греховности
ведет к подавленности, в то время как цель религиозной жизни есть преодоление подавленности.
Утверждение самодостаточности человека оборачивается отрицанием человека,
ведет к разложению начала чисто человеческого на начало, притязающее стоять выше человеческого («сверхчеловек»),
и на начало, бесспорно стоящее ниже человеческого.
Одно время я читал лекции
и вел семинар в помещении Центроспирта.
Я читал лекции по философии истории
и философии религии, а также
вел семинар о Достоевском.
Меня
вели через бесконечное число мрачных коридоров
и лестниц.
Некоторые обвиняемые
вели себя с большим достоинством, но были
и такие, которые
вели себя недостойно
и унизительно.
Епископ Антонин подошел ко мне, поцеловал меня
и хотел
вести со мной интимный разговор, вспоминая прошлое.
В течение 20 лет я
вел борьбу за свободу, за свободу духа, свободу совести, свободу мысли, не пропускал ни одного случая, чтобы не протестовать против гасителей духа, насильников над мыслью
и совестью.
Но митрополит Антоний
и архиепископ Феофан были для меня одиозными фигурами, с которыми я
вел духовную борьбу.
У русских нет условностей, нет дистанции, есть потребность часто видеть людей, с которыми у них даже нет особенно близких отношений, выворачивать душу, ввергаться в чужую жизнь
и ввергать в свою жизнь,
вести бесконечные споры об идейных вопросах.
И утешение может быть связано не с верой в русского мужика, как у Герцена, а с благой
вестью о наступлении Царства Божьего, с верой в существование иного мира, иного порядка бытия, который должен означать радикальное преображение этого мира.
Прогрессисты
и культурники не любят эсхатологического сознания на том основании, что оно
ведет к пассивности
и к отрицанию великих исторических задач.
Но это применимо лишь к тому эсхатологическому сознанию, которое нашло себе выражение или в аскетическом монашестве, или в «
Повести об антихристе» Вл. Соловьева,
и у К. Леонтьева.
Перед сном я каждый день заходил в комнату Лидии,
и мы
вели духовно-мистические беседы.
Каждый день мы
ведем с ней умственные
и духовные беседы, иногда спорим.
— Я вот что намерен сказать, — продолжал он холодно и спокойно, — и я прошу тебя выслушать меня. Я признаю, как ты знаешь, ревность чувством оскорбительным и унизительным и никогда не позволю себе руководиться этим чувством; но есть известные законы приличия, которые нельзя преступать безнаказанно. Нынче не я заметил, но, судя по впечатлению, какое было произведено на общество, все заметили, что ты
вела и держала себя не совсем так, как можно было желать.
— Кто такой Аркадий Николаич? — проговорил Базаров как бы в раздумье. — Ах да! птенец этот! Нет, ты его не трогай: он теперь в галки попал. Не удивляйся, это еще не бред. А ты пошли нарочного к Одинцовой, Анне Сергеевне, тут есть такая помещица… Знаешь? (Василий Иванович кивнул головой.) Евгений, мол, Базаров кланяться
велел и велел сказать, что умирает. Ты это исполнишь?
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь
вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила
и солидность в поступках.
Хотя
и взяточник, но
ведет себя очень солидно; довольно сурьёзен; несколько даже резонёр; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая
и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет
вести войну,
и министерия-то, вот видите,
и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Поехал в город парочкой! // Глядим, везет из города // Коробки, тюфяки; // Откудова ни взялися // У немца босоногого // Детишки
и жена. //
Повел хлеб-соль с исправником //
И с прочей земской властию, // Гостишек полон двор!
И силы словно прибыло, // Опять: охота, музыка, // Дворовых дует палкою, //
Велит созвать крестьян.