Впоследствии я
написал книги, которые формально я ставлю выше, в которых мысль была более развита и более последовательна, терминология была более точна, но в книге «Смысл творчества» я поднялся до высшей точки творческого горения.
Неточные совпадения
Мной руководило желание
написать эту
книгу с наибольшей простотой и прямотой, без художественного завуалирования.
Когда речь идет о любви между двумя, то всякий третий лишний,
писал я в
книге «О назначении человека».
Каждую
книгу я хотел бы
написать наново.
Странно, что периоды ослабления творчества и охлаждения у меня чаще бывали в молодости, особенно один такой период был, и их почти не было под старость, когда я
написал наиболее значительные свои
книги.
Поэтому я хочу еще
написать метафизику, которая, конечно, не будет рациональной системой [Сейчас уже издана моя новая
книга, которая целостно выражает мою метафизику: “Опыт эсхатологической метафизики.
За это время я начал
писать,
написал свою первую статью и первую
книгу «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии».
Об этой
книге много
писали.
Он решил
написать предисловие к моей первой
книге.
О моей
книге «Смысл творчества» Розанов
написал четырнадцать статей.
Об его
книге «Столп и утверждение истины»,
книге блестящей, имевшей большой успех и влияние в некоторых кругах, я
написал статью под названием «Стилизованное православие».
Эту главу мне труднее
писать, чем все остальные главы
книги.
Там я
написал часть
книги «Смысл творчества».
Много
писал о
книге лишь В. Розанов.
Я
написал четыре
книги, между прочим, важную для меня
книгу «Смысл истории» и философскую
книгу о Достоевском.
Он помог напечатанию на немецком языке моей
книги «Смысл истории» и
написал к ней предисловие.
Он
написал против Жида целую
книгу, которая отразила борьбу религиозной истины с дружбой.
Я
написал ряд философских
книг, которые считаю для себя наиболее значительными.
Самые существенные мысли на эту тему я изложил в заключительной главе моей
книги «О назначении человека», и я это причисляю, может быть, к самому важному из всего, что я
написал.
Все это связано для меня с основной философской проблемой времени, о которой я более всего
писал в
книге «Я и мир объектов».
В конце XIX и начале XX века считали огромным достижением в познании человека, в понимании писателей и разгадки написанных ими
книг, когда открыли, что человек может скрывать себя в своей мысли и
писать обратное тому, что он в действительности есть.
Жид
написал две
книги, в которых он говорит о себе и обнажает себя: художественную автобиографию Si le grain ne meurt [«Если зерно не умирает» (фр.).] и сравнительно недавно Journal.
Интересна попытка Гёте
написать о себе, озаглавив
книгу «Поэзия и правда моей жизни».
Он с большим сочувствием читал мою
книгу «Дух и реальность» и очень хорошо
написал обо мне в своей
книге о Ш. Пеги, он видел в моей идее об объективации некоторое родство с Пеги, что лишь отчасти верно.
Сейчас я
пишу статьи по разным актуальным вопросам, статьи не по политике, а по философии политики, но внутренне я живу замыслом философской
книги.
Всякий раз, когда я
пишу новую
книгу, я думаю, что меня, наконец, лучше поймут.
Они показывали мне иную жизнь — жизнь больших чувств и желаний, которые приводили людей к подвигам и преступлениям. Я видел, что люди, окружавшие меня, не способны на подвиги и преступления, они живут где-то в стороне от всего, о чем
пишут книги, и трудно понять — что интересного в их жизни? Я не хочу жить такой жизнью… Это мне ясно, — не хочу…
Неточные совпадения
Продолжать
писать свою
книгу?
Она
пишет детскую
книгу и никому не говорит про это, но мне читала, и я давал рукопись Воркуеву… знаешь, этот издатель… и сам он писатель, кажется.
― Я собственно начал
писать сельскохозяйственную
книгу, но невольно, занявшись главным орудием сельского хозяйства, рабочим, ― сказал Левин краснея, ― пришел к результатам совершенно неожиданным.
― Да вот
написал почти
книгу об естественных условиях рабочего в отношении к земле, ― сказал Катавасов. ― Я не специалист, но мне понравилось, как естественнику, то, что он не берет человечества как чего-то вне зоологических законов, а, напротив, видит зависимость его от среды и в этой зависимости отыскивает законы развития.
Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты.
Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на столе: то были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят за каждую отрадную минуту, которую дарит его
книга?..