Неточные совпадения
Я говорю о внешней
свободе, потому что внутренняя
свобода была у нас велика.
Нил Сорский сторонник более духовного, мистического понимания христианства, защитник
свободы по понятиям того времени, он не связывал христианство с властью,
был противник преследования и истязания еретиков.
Пушкин
был певцом
свободы, вольности.
Но
свобода его более глубокая и независимая от политической злобы дня, чем
свобода, к которой
будет стремиться русская интеллигенция.
Любомудру дорога
была не политическая, а духовная
свобода.
Весь XIX век
будет проникнут стремлением к
свободе и социальной правде.
У Хомякова
была необычайная любовь к
свободе, с которой он связывал органичность.
Для Хомякова церковь
есть сфера
свободы.
Киреевский, им выражена так: «Внутреннее сознание, что
есть в глубине души живое общее сосредоточие для всех отдельных сил разума, и одно достойное постигать высшую истину — такое сознание постоянно возвышает самый образ мышления человека: смиряя его рассудочное самомнение, оно не стесняет
свободы естественных законов его мышления; напротив, укрепляет его самобытность и вместе с тем добровольно подчиняет его вере».
Тут обнаруживается, что самым главным и дорогим
была для него
свобода.
Но
был ли свободный дух,
были ли
свобода духа и дух
свободы в Московской России?
И не больше ли
свободы было на Западе, где боролись за
свободу и где впервые утвердились дорогие Хомякову
свобода совести и мысли?
У Хомякова
был настоящий пафос
свободы.
Но его учение о
свободе, положенное в основу его философии и его богословия, возможно
было только после учения об автономии, о
свободе духа Канта и немецкого идеализма.
Но они только упускали из виду, что источники
свободы духа заложены в христианстве и что без христианства невозможен
был бы Кант и все защитники
свободы.
Огромность
свободы есть одно из полярных начал в русском народе, и с ней связана русская идея.
Все должно
быть основано на доверии, любви и
свободе.
Это и
есть русская коммунитарность, общинность, хоровое начало, единство любви и
свободы, не имеющее никаких внешних гарантий.
Русская «действительность», окружавшая идеалистов 30-х и 40-х годов,
была ужасна, это
была империя Николая I, крепостное право, отсутствие
свободы, невежество.
Подобный человек не принимает результатов прогресса, принудительной мировой гармонии, счастливого муравейника, когда миллионы
будут счастливы, отказавшись от личности и
свободы.
Вы сказали бы помещику, что так как его крестьяне — его братья во Христе, а как брат не может
быть рабом своего брата, то он и должен или дать им
свободу, или хотя, по крайней мере, пользоваться их трудами как можно выгоднее для них, сознав себя, в глубине своей совести, в ложном положении в отношении к ним».
„Человекобог, — отвечает Кириллов, — в этом разница“.» Путь человекобожества ведет, по Достоевскому, к системе Шигалева и Великого Инквизитора, т. е. к отрицанию человека, который
есть образ и подобие Божье, к отрицанию
свободы.
Остается вечной истиной, что человек в том лишь случае сохраняет свою высшую ценность, свою
свободу и независимость от власти природы и общества, если
есть Бог и Богочеловечество.
Наиболее трудно
было Герцену соединить принцип общности, коммюнотарности с принципом личности и
свободы.
Проповедь
свободы любви
есть проповедь искренности чувства и ценности любви как единственного оправдания отношений между мужчиной и женщиной.
Поэтому
свобода любви в глубоком и чистом смысле слова
есть русский догмат, догмат русской интеллигенции, он входит в русскую идею, как входит отрицание смертной казни.
«Для „общечеловека“, для citoyen’a, — писал Михайловский, — для человека, вкусившего плодов общечеловеческого древа познания добра и зла, не может
быть ничего соблазнительнее
свободы политики,
свободы совести, слова, устного и печатного,
свободы обмена мыслей и пр.
Если общество
есть дух, то утверждается высшая ценность человека, права человека,
свобода, равенство и братство.
К русской социальной теме он не стал равнодушен, у него
была своя социальная утопия, утопия теократическая, в которой церковь поглощает целиком государство и осуществляет царство
свободы и любви.
Антихристово начало для него
есть отречение от
свободы духа.
Никаких демократических
свобод не
будет.
Но зло
есть испытание
свободы человека.
Таким началом может
быть лишь духовное начало, внутренняя опора
свободы человека, начало, не выводимое извне, из природы и общества.
Огромная разница еще в том, что в то время как Руссо не остается в правде природной жизни и требует социального контракта, после которого создается очень деспотическое государство, отрицающее
свободу совести, Толстой не хочет никакого социального контракта и хочет остаться в правде божественной природы, что и
есть исполнение закона Бога.
Русский пафос
свободы был скорее связан с принципиальным анархизмом, чем с либерализмом.
Славянофилы
были уверены, что русский народ не любит власти и государствования и не хочет этим заниматься, хочет остаться в
свободе духа.
Но коллективизм или коммунизм не
будет делом организации, он возникает из
свободы, которая наступит после разрушения старого мира.
Отрицание
свободы духа для Достоевского
есть соблазн антихриста.
Воля у него также означает
свободу, но
свобода не имеет темного, иррационального истока, воля соединена с разумом, нет рассеченности,
есть целостность, целостность духа.
У него
был пафос духовной
свободы (этим проникнуто все его мышление),
была гениальная интуиция соборности, которую он узрел не в исторической действительности православной церкви, а за ней.
Богословствование Хомякова
было занято главным образом учением о Церкви, что для него совпадало с учением о соборности, дух же соборности
был для него духом
свободы.
«Христианство
есть не иное что, как
свобода во Христе»… «Я признаю церковь более свободною, чем протестанты…
«Единство церкви
есть не иное что, как согласие личных
свобод».
Церковь и
есть единство любви и
свободы.
Тема
свободы была наиболее выражена у Хомякова и Достоевского.
Правые православные круги, почитавшие себя наиболее ортодоксальными, утверждали даже, что соборность
есть выдумка Хомякова, что православная
свобода у Хомякова несет на себе печать учения Канта и немецкого идеализма об автономии.
Соловьева, в основном ошибочном и не соединимом со
свободой,
есть доля несомненной истины.
Свобода может
быть и противлением осуществлению Богочеловечества, может
быть и искажением, как мы видели в истории Церкви.
Свобода, которая
есть знак высшего достоинства человека, его богоподобия, переходит в своеволие.
Основная тема Достоевского
есть тема
свободы, тема метафизическая, которая никогда еще не
была так глубоко поставлена.
Неточные совпадения
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую
свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
Теперь Анна уж признавалась себе, что он тяготится ею, что он с сожалением бросает свою
свободу, чтобы вернуться к ней, и, несмотря на то, она рада
была, что он приедет.
Вронский приехал на выборы и потому, что ему
было скучно в деревне и нужно
было заявить свои права на
свободу пред Анной, и для того, чтоб отплатить Свияжскому поддержкой на выборах за все его хлопоты для Вронского на земских выборах, и более всего для того, чтобы строго исполнить все обязанности того положения дворянина и землевладельца, которое он себе избрал.
Левин старался чрез нее выпытать решение той для него важной загадки, которую представлял ее муж; но он не имел полной
свободы мыслей, потому что ему
было мучительно неловко.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и
были причиной всего зла в России, что тогда уже близко
было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа
свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.