Характерно, что русским не свойственна риторика, ее совсем не было в
русской революции, в то время как она играла огромную роль во французской революции.
Деятели
русской революции жили идеями Чернышевского, Плеханова, материалистической и утилитарной философией, отсталой тенденциозной литературой, они не интересовались Достоевским, Л. Толстым, Вл. Соловьевым, не знали новых движений западной культуры.
Неточные совпадения
История
русского народа одна из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой
русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность
революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой истории война.
В действительности большая часть
русских масонов была монархистами и противниками французской
революции.
Так можно было определить
русскую тему XIX в.: бурное стремление к прогрессу, к
революции, к последним результатам мировой цивилизации, к социализму и вместе с тем глубокое и острое сознание пустоты, уродства, бездушия и мещанства всех результатов мирового прогресса,
революции, цивилизации и пр.
Сомнения о Европе у нас возникли под влиянием событий французской
революции [См. книгу В. Зеньковского «
Русские мыслители и Европа».].
Один из самых глубоких
русских поэтов, Тютчев, в своих стихах выражает метафизически-космическую тему, и он же предвидит мировую
революцию. За внешним покровом космоса он видит шевелящийся хаос. Он поэт ночной души природы...
Этот же хаос Тютчев чувствует и за внешними покровами истории и предвидит катастрофы. Он не любит
революцию и не хочет ее, но считает ее неизбежной.
Русской литературе свойствен профетизм, которого нет в такой силе в других литературах. Тютчев чувствовал наступление «роковых минут» истории. В стихотворении, написанном по совсем другому поводу, есть изумительные строки...
В письме к Мишле в защиту
русского народа Герцен писал: «Россия никогда не сделает
революцию с целью отделаться от царя Николая и заменить его царями-представителями, царями-судьями, царями-полицейскими».
Нигилизм принадлежит
русской исторической судьбе, как принадлежит и
революции.
Он предвидел не только
русскую, но и мировую
революцию.
Поразительно, что на Соборе 17-го года, который стал возможен только благодаря
революции, не обнаружилось никакого интереса к религиозным проблемам, мучившим
русскую мысль XIX и начала XX в.
В России
революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей
русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям.
По
русскому духовному складу,
революция могла быть только тоталитарной.
Для
русской левой интеллигенции
революция всегда была и религией, и философией, революционная идея была целостной.
B
русской коммунистической
революции господствовал не эмпирический пролетариат, а идея пролетариата, миф о пролетариате.
Пассивная, рецептивная женственность в отношении государственной власти — так характерна для русского народа и для русской истории [Это вполне подтверждается и
русской революцией, в которой народ остается духовно пассивным и покорным новой революционной тирании, но в состоянии злобной одержимости.].
Но моя надежда на скорое наступление творческой эпохи была ослаблена катастрофическими событиями мировой войны,
русской революции, переворота в Германии, новой войны, сумеречным, не творческим периодом между двумя войнами, угрозами нового мирового рабства.
Октябрь смел пристройки, выросшие в первом десятилетии двадцатого века, и перед глазами — розовый дворец с белыми стройными колоннами, с лепными работами. На фронтоне белый герб республики сменил золоченый графский герб Разумовских. В этом дворце — Музее Революции — всякий может теперь проследить победное шествие
русской революции, от декабристов до Ленина.
Мне кажется, молодой человек наконец догадался, что тот если и не считал его коноводом всего тайно-революционного в целой России, то по крайней мере одним из самых посвященных в секреты
русской революции и имеющим неоспоримое влияние на молодежь.
— Нет, вы скажите, почему у
русской революции только и есть похоронный марш? Поэтов у нас столько, что не перевешать, и все первоклассные, а ни одна скотина не догадалась сочинить свою русскую марсельезу! Почему мы должны довольствоваться объедками со стола Европы или тянуть свою безграмотную панихиду?
Неточные совпадения
— Мосье — иностранец? О-о,
русский? Что же ваша
революция? Крестьяне не пошли с рабочими?
— Совершенно правильно, — отвечал он и, желая смутить, запугать ее, говорил тоном философа, привыкшего мыслить безжалостно. — Гуманизм и борьба — понятия взаимно исключающие друг друга. Вполне правильное представление о классовой борьбе имели только Разин и Пугачев, творцы «безжалостного и беспощадного
русского бунта». Из наших интеллигентов только один Нечаев понимал, чего требует
революция от человека.
Вообще это газетки группы интеллигентов, которые, хотя и понимают, что страна безграмотных мужиков нуждается в реформах, а не в
революции, возможной только как «бунт, безжалостный и беспощадный», каким были все «политические движения
русского народа», изображенные Даниилом Мордовцевым и другими народолюбцами, книги которых он читал в юности, но, понимая, не умеют говорить об этом просто, ясно, убедительно.
— Ленин —
русский. Европейские социалисты о социальной
революции не мечтают.
— Мне кажется, что появился новый тип
русского бунтаря, — бунтарь из страха пред
революцией. Я таких фокусников видел. Они органически не способны идти за «Искрой», то есть, определеннее говоря, — за Лениным, но они, видя рост классового сознания рабочих, понимая неизбежность
революции, заставляют себя верить Бернштейну…