История русского народа одна из самых мучительных историй: борьба с татарскими нашествиями и татарским игом, всегдашняя гипертрофия государства, тоталитарный режим Московского царства, смутная эпоха, раскол, насильственный характер петровской реформы, крепостное право, которое было самой страшной язвой
русской жизни, гонения на интеллигенцию, казнь декабристов, жуткий режим прусского юнкера Николая I, безграмотность народной массы, которую держали в тьме из страха, неизбежность революции для разрешения конфликтов и противоречий и ее насильственный и кровавый характер и, наконец, самая страшная в мировой истории война.
Неточные совпадения
Обрядоверие занимало слишком большое место в
русской церковной
жизни.
Обскурантское обрядоверие было одним из полюсов
русской религиозной
жизни, но на другом полюсе было искание Божьей правды, странничество, эсхатологическая устремленность.
Так было в народе, так будет в
русской революционной интеллигенции XIX в., тоже раскольничьей, тоже уверенной, что злые силы овладели церковью и государством, тоже устремленной к граду Китежу, но при ином сознании, когда «нетовщина» распространилась на самые основы религиозной
жизни.
Тогда формировалась
русская душа XIX в., ее эмоциональная
жизнь.
О конце его
жизни создалась легенда о том, что он стал странником Федором Кузьмичом, легенда очень
русская и очень правдоподобная.
Но основной
русской темой будет не творчество совершенной культуры, а творчество лучшей
жизни.
Дарвинизм, который на Западе был биологической гипотезой, у
русской интеллигенции приобретает догматический характер, как будто речь шла о спасении для вечной
жизни.
Русские в своем творческом порыве ищут совершенной
жизни, а не только совершенных произведений.
Русский безграмотный мужик любит ставить вопросы философского характера — о смысле
жизни, о Боге, о вечной
жизни, о зле и неправде, о том, как осуществить Царство Божье.
У
русского человека действительно есть реалистическая складка, есть большие способности к техническим изобретениям, но это вполне соединимо с его духовными исканиями и с любовью философствовать о
жизни.
Как объяснить, с точки зрения славянофильской философии
русской истории, возникновение огромной империи военного типа и гипертрофии государства на счет свободной народной
жизни?
Он любил Петра Великого и Екатерину Великую и в екатерининской эпохе видел цветущую сложность
русской государственной и культурной
жизни.
В последний период
жизни он окончательно теряет веру в будущее России и
русского народа и пророчествует о грядущей
русской революции и наступлении царства антихриста.
Зачем заботиться о приобретении познаний, когда наша
жизнь и общество в противоборстве со всеми великими идеями и истинами, когда всякое покушение осуществить какую-нибудь мысль о справедливости, о добре, о пользе общей клеймится и преследуется, как преступление?» «Везде насилия и насилия, стеснения и ограничения, — нигде простора бедному
русскому духу.
Русские писатели не могли оставаться в пределах литературы, они переходили эти пределы, они искали преображения
жизни.
Русская литература XIX в. носила учительский характер, писатели хотели быть учителями
жизни, призывали к улучшению
жизни.
У
русских художников будет жажда перейти от творчества художественных произведений к творчеству совершенной
жизни.
Русский гений, богатый аристократ Л. Толстой всю
жизнь мучается от своего привилегированного положения, кается, хочет от всего отказаться, опроститься, стать мужиком.
Русские революционеры, которые будут вдохновляться идеями Чернышевского, ставят интересную психологическую проблему: лучшие из
русских революционеров соглашались в этой земной
жизни на преследования, нужду, тюрьму, ссылку, каторгу, казнь, не имея никаких надежд на иную, потустороннюю
жизнь.
Оправдание культуры. Различение культуры и цивилизации. Культура конца.
Русский нигилизм: Добролюбов, Писарев. Аскетические, эсхатологические и моралистические элементы в нигилизме. Культ естественных наук. Противоречие между принципом личности и материализмом. Противоположение совершенной культуры и совершенной
жизни. Л. Толстой. Опрощение Толстого и Руссо. К. Леонтьев и его отношение к культуре.
Великие
русские писатели чувствовали конфликт между совершенной культурой и совершенной
жизнью, и они стремились к совершенной, преображенной
жизни.
В действительности в
русском аморализме, как уже было сказано, есть сильный моральный пафос, пафос негодования против царящего в мире зла и неправды, пафос, устремленный к лучшей
жизни, в которой будет больше правды: в нигилизме сказался
русский максимализм.
Разрешить земельный вопрос упразднением земельной собственности и указать другим народам путь разумной, свободной и счастливой
жизни — вне промышленного, фабричного, капиталистического насилия и рабства — вот историческое призвание
русского народа».
Русская интеллигенция с конца XVIII в., с Радищева, задыхалась в самодержавной государственности и искала свободы и правды в социальной
жизни.
Его тройственная теософическая, теократическая и теургическая утопия есть все то же
русское искание Царства Божьего, совершенной
жизни.
По своим исканиям правды, смысла
жизни, исканиям Царства Божьего, своим покаяниям, своему религиозно-анархическому бунту против неправды истории и цивилизации он принадлежит
русской идее.
Новым у него был исключительный интерес к вопросу об отношении православия к современности, так и называется одна из его книг [См. его книги «Об отношении православия к современности» и «О современных потребностях мысли и
жизни, особенно
русской».].
Русский народ в глубоких явлениях своего духа — наименее мещанский из народов, наименее детерминированный, наименее прикованный к ограниченным формам быта, наименее дорожащий установленными формами
жизни.
У
русских всегда есть жажда иной
жизни, иного мира, всегда есть недовольство тем, что есть.
Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли от православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла
жизни.
Есть какая-то индетерминированность в
жизни русского человека, которая малопонятна более рационально детерминированной
жизни западного человека.
Неточные совпадения
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство
русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И
жизнь его не ратная, // И смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Тошен свет, // Правды нет, //
Жизнь тошна, // Боль сильна. // Пули немецкие, // Пули турецкие, // Пули французские, // Палочки
русские! // Тошен свет, // Хлеба нет, // Крова нет, // Смерти нет.
И старый князь, и Львов, так полюбившийся ему, и Сергей Иваныч, и все женщины верили, и жена его верила так, как он верил в первом детстве, и девяносто девять сотых
русского народа, весь тот народ,
жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
Княгиня подсмеивалась над мужем за его
русские привычки, но была так оживлена и весела, как не была во всё время
жизни на водах.
Князь же, напротив, находил за границей всё скверным, тяготился европейской
жизнью, держался своих
русских привычек и нарочно старался выказывать себя за границей менее Европейцем, чем он был в действительности.