Неточные совпадения
Когда Радищев
в своем «Путешествии из Петербурга
в Москву» написал слова: «Я взглянул окрест меня — душа
моя страданиями человечества уязвлена стала», — русская интеллигенция родилась.
В твоей груди,
моя Россия,
Есть также тихий, светлый ключ;
Он также воды льет живые,
Сокрыт, безвестен и могуч.
Русская Церковь, со своей стороны,
в настоящее время, если не ошибаюсь, ставит перед собой подобную цель из-за происходящего на Западе возмутительного и внушающего тревогу упадка христианства; оказавшись перед лицом застоя христианства
в Римской Церкви и его распада
в церкви протестантской, она принимает, по
моему мнению, миссию посредника — связанную более тесно, чем это обычно считают, с миссией страны, к которой она принадлежит.
Только я один
в Европе с
моей русской тоской тогда был свободен…
Это с наибольшей силой будет развито
в «Легенде о Великом Инквизиторе» [См.
мою книгу «Миросозерцание Достоевского».].
В первую половину своей жизни он искал счастья
в красоте, во вторую половину жизни он искал спасения от гибели [См.
мою книгу «Константин Леонтьев».].
В отличие от людей 40-х годов, он почти совсем не знал немецкой идеалистической философии, которая могла бы помочь ему лучше решить беспокоившие его вопросы о «субъективном методе»
в социологии и о «борьбе за индивидуальность» [См.
мою старую книгу «Субъективизм и индивидуализм
в общественной философии».].
Я верю
в истину и справедливость этого учения и торжественно признаю, что вера без дел мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать: такова
моя вера» [См.: А. Воронский. «Желябов».
Атеизм Добролюбова, как и вообще русский атеизм, родствен маркионизму по своим первоистокам, но выражен
в эпоху отрицательного просветительства [См.
мою книгу «Психология русского нигилизма и атеизма».].
В понимании источников власти Хомяков был демократом, сторонником суверенитета народа [См.
мою книгу «А. С. Хомяков».].
Сам Великий Инквизитор хочет дать миллиону миллионов людей счастье слабосильных младенцев, сняв с них непосильное бремя свободы, лишив их свободы духа [См.
мою книгу «Миросозерцание Достоевского»,
в основу которой положено истолкование «Легенды о Великом Инквизиторе».].
He я мыслю, мы мыслим, т. е. мыслит общение
в любви, и не мысль доказывает
мое существование, а воля и любовь.
На Западе гениальное учение о Софии было у Якова Бёме, но оно носило несколько иной характер, чем у Вл. Соловьева и у русских софиологов [См.
мою статью «Учение Якова Бёме о Софии»
в «Пути».].
[Одной из первых статей о Н. Федорове была
моя статья «Религия воскрешения»
в «Русской мысли».]
Около 1908 г.
в России образовалось религиозно-философское общество,
в Москве — по инициативе С. Н. Булгакова,
в Петербурге — по
моей инициативе,
в Киеве — по инициативе профессоров Духовной академии.
Я характеризовал его православие, как стилизованное православие [
Моя статья
в «Русской мысли» о книге П. Флоренского «Столп и утверждение истины» называлась «Стилизованное православие».].
Большое значение для меня имел Я. Бёме, которого я
в известный момент
моей жизни с энтузиазмом читал.
Моя тема о творчестве, близкая ренессансной эпохе, но не близкая большей части философов того времени, не есть тема о творчестве культуры, о творчестве человека
в «науках и искусстве», это тема более глубокая, метафизическая, тема о продолжении человеком миротворения, об ответе человека Богу, который может обогатить самую божественную жизнь.
Мои взгляды на поверхности могли меняться, главным образом
в зависимости от
моих иногда слишком острых и страстных реакций на то, что
в данный момент господствовало, но я всю жизнь был защитником свободы духа и высшего достоинства человека.
И я
в течение долгого времени пытаюсь усовершенствовать
мое понимание эсхатологии.
Моя философия — резко персоналистическая, и по ставшей модной ныне терминологии ее можно назвать экзистенциальной, хотя и совсем
в другом смысле, чем, например, философию Хайдеггера.
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что
в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Неточные совпадения
Добчинский. При мне-с не имеется, потому что деньги
мои, если изволите знать, положены
в приказ общественного призрения.
Анна Андреевна. Что тут пишет он мне
в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние
мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже
мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (
в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду
в деньгах или
в чем другом, то я готов служить сию минуту.
Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Право, не знаю. Ведь
мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я не могу жить без Петербурга. За что ж,
в самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь не те потребности; душа
моя жаждет просвещения.