Неточные совпадения
Обращаясь к самопознанию, которое
есть одно из главных источников философского познания, я открываю в себе изначальное, исходное: противление мировой данности, неприятие всякой объектности, как рабства человека, противоположение
свободы духа необходимости мира, насилию и конформизму.
Для меня это всегда
было столкновение любви и
свободы, независимости и творческого призвания личности с социальным процессом, который личность подавляет и рассматривает как средство.
Я
был выслан из советской России именно за реакцию
свободы духа.
Личность
есть активность, сопротивление, победа над тяжестью мира, торжество
свободы над рабством мира.
Личность
есть субъект, а не объект среди объектов, и она вкоренена во внутреннем плане существования, т. е. в мире духовном, в мире
свободы.
Отношение между личностью и Богом не
есть каузальное отношение, оно находится вне царства детерминации, оно внутри царства
свободы.
Личность определяет себя изнутри, вне всякой объективности, и только определяемость изнутри, из
свободы и
есть личность.
Тайна
свободы есть тайна личности.
Бог и
есть гарантия
свободы личности от порабощения власти природы и общества, царства кесаря, мира объектности.
Личность
есть победа духа над природой,
свободы над необходимостью.
Личность не порождается родовым космическим процессом, не рождается от отца и матери, она происходит от Бога, является из другого мира; она свидетельствует о том, что человек
есть точка пересечения двух миров, что в нем происходит борьба духа и природы,
свободы и необходимости, независимости и зависимости.
Она
есть изначальная ценность и единство, она характеризуется отношением к другому и другим, к миру, к обществу, к людям, как отношением творчества,
свободы и любви, а не детерминации.
Личность
есть парадокс для рациональной мысли, она парадоксально совмещает личное и сверхличное, конечное и бесконечное, пребывающее и меняющееся,
свободу и судьбу.
Свобода и независимость человеческой личности от объектного мира и
есть её богочеловечность.
Человек подвергается насильственной социализации, в то время как личность человеческая должна
быть в свободном общении, в свободной общности, в коммюнотарности, основанной на
свободе и любви.
Темперамент
есть природная данность, характер
есть завоевание и достижение, он предполагает
свободу.
Характер личности, который всегда означает независимость,
есть её сосредоточенность и её обретенная форма
свободы.
Свобода личности совсем не
есть её право, это поверхностный взгляд.
Свобода личности
есть долг, исполнение призвания, реализация Божией идеи о человеке, ответ на Божий призыв.
Свобода не должна
быть декларацией прав человека, она должна
быть декларацией обязанности человека, долга человека
быть личностью, проявить силу характера личности.
Бог также не
есть бытие, а
есть дух,
свобода, акт.
Человек ищет
свободы, в нем
есть огромный порыв к
свободе, и он не только легко попадает в рабство, но он и любит рабство.
Свобода же
есть интериоризация.
Человек в мире объективированном может
быть только относительно, а не абсолютно свободным, и
свобода его предполагает борьбу и сопротивление необходимости, которую он должен преодолевать.
Свобода, которая
будет результатом необходимости, не
будет подлинной
свободой, она
есть лишь элемент в диалектике необходимости.
Воля к могуществу, к преобладанию и господству
есть одержимость, это не
есть воля свободная и воля к
свободе.
Социальное реформирование общества воспринимается как насилие теми, для кого известный привычный социальный строй представляется
свободой, хотя бы он
был страшно несправедлив.
Свобода, ставшая привычной жизнью, переходит в незаметное порабощение человека, это
свобода объективированная, в то время как
свобода есть царство субъекта.
Монизм
есть господство «общего», отвлеченно-универсального и отрицание личности и
свободы.
Изменение направления борьбы за
свободу человека, за появление свободного
есть прежде всего изменение структуры сознания, изменение установки ценностей.
И эта трансцендентность Бога,
свобода Бога от мировой необходимости, от всякой объектности
есть источник
свободы человека,
есть самая возможность существования личности.
Трансцендентность может
быть понята как объективация и экстериоризация, и отношение к ней не как внутреннее трансцендирование в
свободе, а как отношение раба к господину.
Трансцендирование в
свободе никогда не означает подчинения чужой воле, что и
есть рабство, а подчинение Истине, которая вместе с тем
есть путь и жизнь.
Свободный не может даже захотеть
быть господином, это означало бы потерю
свободы.
Господин и раб
будут делать нечеловеческие усилия помешать концу объективации, «концу мира», наступлению царства Божьего — царства
свободы и свободных, они
будут создавать все новые формы господства и рабства,
будут совершать новые переодевания, все новые формы объективации, в которых творческие акты человека
будут претерпевать великие неудачи,
будут продолжаться преступления истории.
Я давно усомнился в истинности онтологизма вообще и платоновского онтологизма в частности и выразил это ещё в своей книге «Смысл творчества», где утверждал примат
свободы над бытием, хотя терминология моя
была недостаточно отчетливой и последовательно проведенной.
Но верно обратное: именно этот эмпирический, объективированный мир
есть царство общего, царство закона, царство необходимости, царство принуждения универсальными началами всего индивидуального и личного, иной же духовный мир
есть царство индивидуального, единичного, личного, царство
свободы.
Употребляя кантовскую терминологию, можно
было бы сказать, что царство природы
есть царство общего, царство же
свободы есть царство единичного.
Но царство
свободы есть царство духа.
Человек
был признан рабом бытия, которое его целиком детерминирует, он не свободен в отношении бытия, самая его
свобода порождена бытием.
Основная проблема
есть проблема отношения бытия и
свободы, бытия и духа.
Она выводит на
свободу из бытия,
свобода оказывается детерминированной бытием, т. е. в конце концов
свобода есть порождение необходимости.
Примат
свободы над бытием
есть также примат духа над бытием.
Можно глубже сказать: бытие
есть отчуждение и объективация, превращение
свободы в необходимость, индивидуального в общее, личного в безличное, торжество разума, потерявшего связь с человеческим существованием.
Но Гегель не понимал, что объективация духа
есть рабство, не понимал личности, не понимал
свободы, которая не
есть сознанная необходимость.
Немецкий идеализм не
был философией
свободы, как хотел ею
быть.
Ближе к
свободе, как противоположению всякому детерминизму,
был Кант, так как философия его не
была монистической.
Непонимание
свободы есть также непонимание личности.
Философия
свободы не
есть философия онтологическая.
Но этот универсализм
есть смертельный враг
свободы человека, смертельный враг личности.
Неточные совпадения
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и на это глупое предложение отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую
свободу, принуждена
была я скрыть мое чувство.
Теперь Анна уж признавалась себе, что он тяготится ею, что он с сожалением бросает свою
свободу, чтобы вернуться к ней, и, несмотря на то, она рада
была, что он приедет.
Вронский приехал на выборы и потому, что ему
было скучно в деревне и нужно
было заявить свои права на
свободу пред Анной, и для того, чтоб отплатить Свияжскому поддержкой на выборах за все его хлопоты для Вронского на земских выборах, и более всего для того, чтобы строго исполнить все обязанности того положения дворянина и землевладельца, которое он себе избрал.
Левин старался чрез нее выпытать решение той для него важной загадки, которую представлял ее муж; но он не имел полной
свободы мыслей, потому что ему
было мучительно неловко.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не хотели принимать его проектов и
были причиной всего зла в России, что тогда уже близко
было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа
свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.