Неточные совпадения
В результате долгого духовного и умственного пути я с особенной остротой сознал, что всякая человеческая личность, личность последнего из
людей, несущая в себе образ высшего бытия,
не может быть средством ни для чего, в себе имеет экзистенциальный центр и имеет право
не только на жизнь, отрицаемое современной цивилизацией, но и на обладание универсальным содержанием жизни.
А. Жиду отказывают в праве говорить о советской России увиденную им истину, потому что истина
не может открываться индивидуальному
человеку и он
не должен настаивать на своей истине, истина
есть то, что порождается революционной пролетарской борьбой и служит победе пролетариата.
Но личность в
человеке свидетельствует о том, что мир
не самодостаточен, что он
может быть преодолен и превзойден.
Групповые, сословные, профессиональные типы
людей могут быть яркими индивидуальностями, но
не яркими личностями.
Поверхностное «я»
человека, очень социализированное, рационализированное, цивилизованное,
не есть личность в
человеке, оно
может быть даже искажением образа
человека, закрытием его личности.
Вполне социализированный и цивилизованный
человек может быть совершенно безличным,
может быть рабом,
не замечая этого.
Способность испытывать боль присуща каждому живому существу, прежде всего
человеку, также животному,
может быть по-иному, и растению, но
не коллективным реальностям и
не идеальным ценностям.
Лицо
человека есть вершина космического процесса, величайшее его порождение, но оно
не может быть порождением лишь космических сил, оно предполагает действие духовной силы, превышающей круговорот природных сил.
Личность-человек
не может быть средством для Личности-Бога.
Ошибка гуманизма
была совсем
не в том, что он слишком утверждал
человека, что он толкал на путь человекобожества, как часто утверждалось в русской религиозной мысли, а в том, что он недостаточно,
не до конца утверждал
человека, что он
не мог гарантировать независимость
человека от мира и заключал в себе опасность порабощения
человека обществу и природе.
Теологи
будут возражать с испугом, что только Иисус Христос
был Богочеловеком,
человек же
есть тварное существо и
не может быть богочеловеком.
Личность
не может быть превращена в вещь, и это превращение
человека в вещь, которое мы называем смертью,
не может быть распространено на личность.
Обыкновенные учения о бессмертии души, защищаемые спиритуалистической метафизикой, совсем
не понимают трагедии смерти,
не видят самой проблемы смерти Бессмертие
может быть лишь целостным, лишь бессмертием целостной личности, в которой дух овладевает душевным и телесным составом
человека.
Отношение к другому
человеку не может быть исключительно эротически-восходящим и исключительно-нисходящим, необходимо соединение одного и другого.
Никакой
человек не может быть воплощением и персонификацией зла, зло в нем всегда частично.
Человек может совершить преступление, но
человек, как целостная личность,
не может быть преступником, с ним нельзя обращаться как с воплощением преступления, он остается личностью, в нем
есть образ Божий.
Личность в
человеке не может быть социализирована.
Человек в мире объективированном
может быть только относительно, а
не абсолютно свободным, и свобода его предполагает борьбу и сопротивление необходимости, которую он должен преодолевать.
Реальное «мы», т. е. общность
людей, общение в свободе, в любви и милосердии, никогда
не могло поработить
человека и, наоборот,
есть реализация полноты жизни личности, её трансцендирования к другому.
Все это свидетельствует о том, что автономия сферы познания относительна, что оно
не может быть отделено от целостного существа
человека, от его духовной жизни, т. е. от
человека интегрального.
Мы, например, говорим, что у этого
человека,
есть высокая культура, но
не можем сказать, что у этого
человека очень высокая цивилизация.
Замечательно, что рабство
человека одинаково
может быть результатом того, что
человек исключительно поглощен своим «я» и сосредоточен на своих состояниях,
не замечая мира и
людей, и тем, что
человек выброшен исключительно вовне, в объективность мира и теряет сознание своего «я».
Воинственные инстинкты
человека не могут быть искоренены и вытеснены, они
могут быть лишь переключены в другую область и сублимированы.
Враг национальный, враг социальный, враг религиозный
не есть сосредоточение мирового зла,
не есть злодей, и он
не есть и
не может быть только врагом, предметом «священной» ненависти, он
человек со всеми человеческими свойствами национальной, социальной или религиозной группировки
людей.
Но
может быть ненависть, переходящая в жажду убийства, и она
не направлена на другого
человека, на личность.
И тем
не менее в объективной действительности «классовый» интерес
может быть более человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем
может быть речь о попранном достоинстве
человека, о ценности человеческой личности, в «национальном» же интересе
может речь идти об «общем»,
не имеющем никакого отношения к человеческому существованию.
«Социализм»
может быть духовнее «национализма», ибо «социальное»
может быть требованием, чтобы
человек человеку был брат, а
не волк, общая же «национальная» жизнь
может быть волчьей.
Смешно
было бы утверждать, что дворянин, определяющий своё достоинство по наследственности крови, или буржуа, определяющий своё достоинство по наследственности денег, тем самым уже по своим личным качествам выше
человека,
не получившего ни наследства по крови, ни наследства денежного, и
может претендовать на неравенство, дающее ему преимущество.
Буржуа по своему происхождению parvenu, хотя среди
людей, вышедших из буржуазных классов,
могут быть совсем
не parvenu по своему типу, а
люди очень благородные.
Необыкновенным, замечательным нужно признать
человека, который
не может примириться с обыденностью и конечностью существования, внутри которого
есть прорыв в бесконечность, который
не согласен на окончательную объективацию человеческого существования.
Ни одно человеческое существо, хотя бы самый последний из
людей,
не может быть средством, унаваживающей почвой для появления
людей необыкновенных и замечательных.
Настоящая аристократическая порода
есть порода
людей, которые
не могут занять положения в тех отношениях господства и рабства, на которых держится обыденный объективированный мир.
Абсолютным собственником
не может быть ни отдельный
человек, ни общество, ни государство.
Буржуа
может быть совсем
не корыстным и
не эгоистическим
человеком, у него
может быть бескорыстная любовь к буржуазному духу, возможна даже бескорыстная любовь к деньгам и наживе.
Буржуа
может быть аскетом и совсем
не думать о личных наслаждениях и удобствах жизни, он
может быть человеком идеи.
Новый
человек не есть предмет фабрикации, он
не может быть продуктом социальной организации.
Пафос справедливости
может быть пафосом коллектива, а
не пафосом личности,
может поставить субботу выше
человека.
Персонализм
не может примириться с тем извращением иерархии ценностей, на которой покоится капиталистический мир, с оценкой
человека по тому, что у него
есть и какое положение он в обществе занимает.
Подлинно человеческое, человечное общество
есть общество братское, в нем
не может быть классового иерархизма, в нем по-другому
будут определяться различия
людей, в нем лучшие, качественно высшие
будут определяться
не правами, а обязанностями.
Только экономика
может быть социализирована, но
не духовная жизнь,
не сознание и совесть
людей.
Инициатором и руководителем хозяйственного предприятия
может быть инженер-специалист, который
не является собственником и который заинтересован в нем, как общественный деятель, как творческий
человек.
Персонализм, во всяком случае,
не может допустить господства личного интереса и конкуренции в хозяйственной жизни, то
есть волчьего отношения
человека к
человеку.
Такой
человек, как Бл. Августин, написал трактат о браке, очень напоминающий систему скотоводства, он даже
не подозревает о существовании любви и ничего
не может об этом сказать, как и все христианские учителя, которые, по моему глубокому убеждению, всегда высказывали безнравственные мысли в своем морализме, то
есть мысли, глубоко противные истине персонализма, рассматривали личность, как средство родовой жизни.
Вся эротическая жизнь
человека состоит из конфликтов, которые в объективированном мире
не могут быть окончательно преодолены.
Победа над смертью
не может быть эволюцией,
не может быть результатом необходимости; победа над смертью
есть творчество, совместное творчество
человека и Бога,
есть результат свободы.
Это
есть духовная революция. «Иной» мир
не может быть создан только человеческими силами, но
не может быть создан и без творческой активности
человека.
Но этот прорыв из глубины
не может быть только делом
человека, он также
есть дело Бога, совместное дело
человека и Бога, дело богочеловеческое.
Творчество
человека, меняющее структуру сознания,
может быть не только закреплением этого мира,
не только культурой, но и освобождением мира, концом истории, то
есть созданием Царства Божия,
не символического, а реального.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что
может все сделать, все, все, все!
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось,
не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, —
может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Стародум. И
не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную душу. Я еще той веры, что
человек не может быть и развращен столько, чтоб
мог спокойно смотреть на то, что видим.
Правдин. Каким же образом? Происшествии с
человеком ваших качеств никому равнодушны
быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете…
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову
не входит, что в глазах мыслящих
людей честный
человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить
не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…