Неточные совпадения
В результате долгого духовного и умственного пути я с особенной остротой сознал, что всякая человеческая личность, личность последнего из
людей, несущая в себе образ высшего бытия, не
может быть средством ни для чего, в себе имеет экзистенциальный центр и имеет право не только на жизнь, отрицаемое современной цивилизацией, но и на обладание универсальным содержанием жизни.
А. Жиду отказывают в праве говорить о советской России увиденную им истину, потому что истина не
может открываться индивидуальному
человеку и он не должен настаивать на своей истине, истина
есть то, что порождается революционной пролетарской борьбой и служит победе пролетариата.
Человек есть загадка в мире, и величайшая,
может быть, загадка.
Но личность в
человеке свидетельствует о том, что мир не самодостаточен, что он
может быть преодолен и превзойден.
Групповые, сословные, профессиональные типы
людей могут быть яркими индивидуальностями, но не яркими личностями.
Поверхностное «я»
человека, очень социализированное, рационализированное, цивилизованное, не
есть личность в
человеке, оно
может быть даже искажением образа
человека, закрытием его личности.
Личность
человека может быть раздавлена,
человек может иметь много ликов, и его образ
может быть неуловим.
Вполне социализированный и цивилизованный
человек может быть совершенно безличным,
может быть рабом, не замечая этого.
Способность испытывать боль присуща каждому живому существу, прежде всего
человеку, также животному,
может быть по-иному, и растению, но не коллективным реальностям и не идеальным ценностям.
Лицо
человека есть вершина космического процесса, величайшее его порождение, но оно не
может быть порождением лишь космических сил, оно предполагает действие духовной силы, превышающей круговорот природных сил.
Личность-человек не
может быть средством для Личности-Бога.
Ошибка гуманизма
была совсем не в том, что он слишком утверждал
человека, что он толкал на путь человекобожества, как часто утверждалось в русской религиозной мысли, а в том, что он недостаточно, не до конца утверждал
человека, что он не
мог гарантировать независимость
человека от мира и заключал в себе опасность порабощения
человека обществу и природе.
Теологи
будут возражать с испугом, что только Иисус Христос
был Богочеловеком,
человек же
есть тварное существо и не
может быть богочеловеком.
Личность не
может быть превращена в вещь, и это превращение
человека в вещь, которое мы называем смертью, не
может быть распространено на личность.
Обыкновенные учения о бессмертии души, защищаемые спиритуалистической метафизикой, совсем не понимают трагедии смерти, не видят самой проблемы смерти Бессмертие
может быть лишь целостным, лишь бессмертием целостной личности, в которой дух овладевает душевным и телесным составом
человека.
Отношение к другому
человеку не
может быть исключительно эротически-восходящим и исключительно-нисходящим, необходимо соединение одного и другого.
Образ Божий в
человеке гениален, но эта гениальность
может быть закрыта, задавлена, затемнена.
Никакой
человек не
может быть воплощением и персонификацией зла, зло в нем всегда частично.
Человек может совершить преступление, но
человек, как целостная личность, не
может быть преступником, с ним нельзя обращаться как с воплощением преступления, он остается личностью, в нем
есть образ Божий.
Личность в
человеке не
может быть социализирована.
Человек в мире объективированном
может быть только относительно, а не абсолютно свободным, и свобода его предполагает борьбу и сопротивление необходимости, которую он должен преодолевать.
Человек есть тиран и самого себя и,
может быть, более всего самого себя.
Человек может быть рабом общественного мнения, рабом обычаев, нравов, социально навязанных суждений и мнений.
Но трансцендентность тоже
может быть рабьи понята и
может означать унижение
человека.
Онтология
может быть порабощением
человека.
И дух и Бог
могут быть поняты натуралистически и тогда порабощают
человека.
Человек борется с насилием этой природной необходимости через познание этой необходимости, и
может быть лишь к этой сфере применимо то, что свобода
есть результат необходимости, сознанность и познанность необходимости.
Реальное «мы», т. е. общность
людей, общение в свободе, в любви и милосердии, никогда не
могло поработить
человека и, наоборот,
есть реализация полноты жизни личности, её трансцендирования к другому.
Все это свидетельствует о том, что автономия сферы познания относительна, что оно не
может быть отделено от целостного существа
человека, от его духовной жизни, т. е. от
человека интегрального.
Мы, например, говорим, что у этого
человека,
есть высокая культура, но не
можем сказать, что у этого
человека очень высокая цивилизация.
Но исключительная культура созерцания
может быть пассивностью
человека, отрицанием активной роли в мире.
В действительности в одном и том же
человеке может быть и интервертированность и экстервертированность.
Замечательно, что рабство
человека одинаково
может быть результатом того, что
человек исключительно поглощен своим «я» и сосредоточен на своих состояниях, не замечая мира и
людей, и тем, что
человек выброшен исключительно вовне, в объективность мира и теряет сознание своего «я».
В действительности сентиментализм
есть лжечувствительность и сентиментальные
люди могут быть очень жестокими.
Воинственные инстинкты
человека не
могут быть искоренены и вытеснены, они
могут быть лишь переключены в другую область и сублимированы.
Враг национальный, враг социальный, враг религиозный не
есть сосредоточение мирового зла, не
есть злодей, и он не
есть и не
может быть только врагом, предметом «священной» ненависти, он
человек со всеми человеческими свойствами национальной, социальной или религиозной группировки
людей.
Но
может быть ненависть, переходящая в жажду убийства, и она не направлена на другого
человека, на личность.
И тем не менее в объективной действительности «классовый» интерес
может быть более человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем
может быть речь о попранном достоинстве
человека, о ценности человеческой личности, в «национальном» же интересе
может речь идти об «общем», не имеющем никакого отношения к человеческому существованию.
«Социализм»
может быть духовнее «национализма», ибо «социальное»
может быть требованием, чтобы
человек человеку был брат, а не волк, общая же «национальная» жизнь
может быть волчьей.
Смешно
было бы утверждать, что дворянин, определяющий своё достоинство по наследственности крови, или буржуа, определяющий своё достоинство по наследственности денег, тем самым уже по своим личным качествам выше
человека, не получившего ни наследства по крови, ни наследства денежного, и
может претендовать на неравенство, дающее ему преимущество.
Буржуа по своему происхождению parvenu, хотя среди
людей, вышедших из буржуазных классов,
могут быть совсем не parvenu по своему типу, а
люди очень благородные.
Человек с необыкновенными дарами
может быть по своей природе посредственным, обыкновенным.
Необыкновенным, замечательным нужно признать
человека, который не
может примириться с обыденностью и конечностью существования, внутри которого
есть прорыв в бесконечность, который не согласен на окончательную объективацию человеческого существования.
Ни одно человеческое существо, хотя бы самый последний из
людей, не
может быть средством, унаваживающей почвой для появления
людей необыкновенных и замечательных.
Настоящая аристократическая порода
есть порода
людей, которые не
могут занять положения в тех отношениях господства и рабства, на которых держится обыденный объективированный мир.
Абсолютным собственником не
может быть ни отдельный
человек, ни общество, ни государство.
Буржуа
может быть совсем не корыстным и не эгоистическим
человеком, у него
может быть бескорыстная любовь к буржуазному духу, возможна даже бескорыстная любовь к деньгам и наживе.
Именно эти
люди, охваченные аффектом страха, который
может быть животным и мистическим, создают инквизиционные суды, пытки, гильотины, они сжигают на кострах, гильотинируют и расстреливают неисчислимое количество
людей.
Новый
человек не
есть предмет фабрикации, он не
может быть продуктом социальной организации.
Церковная соборность часто принимала в истории формы рабства
человека, отрицания свободы, она часто бывала фикцией, но самый принцип христианской соборности
может быть лишь персоналистическим.