Неточные совпадения
Основное противоречие моего мнения о социальной
жизни связано с совмещением во мне двух элементов — аристократического понимания
личности, свободы и творчества и социалистического требования утверждения достоинства каждого человека, самого последнего из людей и обеспечения его права на
жизнь.
В результате долгого духовного и умственного пути я с особенной остротой сознал, что всякая человеческая
личность,
личность последнего из людей, несущая в себе образ высшего бытия, не может быть средством ни для чего, в себе имеет экзистенциальный центр и имеет право не только на
жизнь, отрицаемое современной цивилизацией, но и на обладание универсальным содержанием
жизни.
Личность не вмещается в непрерывный, сплошной процесс мировой
жизни, она не может быть моментом или элементом эволюции мира.
Личность должна себя созидать, обогащать, наполнять универсальным содержанием, достигать единства в цельности на протяжении всей своей
жизни.
В каждой человеческой
личности есть общее, универсальное, не внутренне универсальное, как творческое приобретение качественного содержания
жизни, а внешнее, навязанное универсальное.
Персонализм не может быть основан на идеализме (платоновском или немецком) и не может быть основан на натурализме, на философии эволюционной или философии
жизни, которая растворяет
личность в безличном, космическом витальном процессе.
Это есть мифотворческий процесс, без которого нет напряженности
жизни, но он не означает реальную данность
личностей.
Отношение
личности к сверхличным ценностям может совершаться или в царстве объективации — и тогда легко порождается рабство человека, — или в царстве экзистенциальном, в трансцендировании — и тогда порождается
жизнь в свободе.
Личность совсем не есть душа в отличие от тела, связывающего человека с
жизнью природы.
Как уже было сказано, философия
жизни ведет к растворению человеческой
личности в космическом и социальном процессе.
Личность не может восходить, реализовать себя, осуществлять полноту своей
жизни, если нет сверхличных ценностей, нет Бога и божественной высоты
жизни.
И в каком-то смысле собака и кошка более
личности, более наследуют вечную
жизнь, чем нация, общество, государство, мировое целое.
Психическая
жизнь человека заключает в себе активное творческое начало, синтезирующее
личность, это есть активность духа в человеке, пронизывающая не только душевную, но и телесную
жизнь.
Нельзя отказаться от
личности, отказаться можно от
жизни и иногда должно отказаться от нее, но не от
личности, не от достоинств человека, не от свободы, с которой связано это достоинство.
Выход в объектность означает ослабление сознания
личности и подчинение её безличным началам родовой
жизни.
Гениальность потенциально присуща
личности, хотя бы она и не была гением, ибо
личность есть целостность и творческое отношение к
жизни.
Социализация человека лишь частична и не распространяется на глубину
личности, на её совесть, на её отношение к источнику
жизни.
Авторитарному сознанию или авторитарному строю
жизни нужно противополагать не разум, не природу и не суверенное общество, а дух, т. е. свободу, духовное начало в человеке, образующее его
личность и независимое от объективированной природы и от объективированного логического мира.
Это значит, что истина есть конкретная
личность, её путь и
жизнь, истина в высшей степени динамична, она не дана в законченном и застывшем виде.
Личность вторгается в этот круговорот природной детерминированной
жизни, как сила, пришедшая из иного порядка, из царства свободы, из царства духа.
Слияние с космической
жизнью не освобождает
личность, а растворяет и уничтожает её.
Это имеет роковые последствия в социальной
жизни, в отношениях
личности и общества.
В
жизни общества существует связь поколений, общение живых и умерших, но эта связь поколений не есть навязанная
личности, над ней стоящая иерархическая органичность, а есть раскрытие социального универсализма внутри
личности, её расширенный имманентный опыт.
Только духовное начало поддерживает единство душевной
жизни и созидает
личность.
Душевная
жизнь человека очень обогатилась, но подготовлялись и процессы диссоциации
личности.
Свободная
личность есть редкий цветок мировой
жизни.
Аристократический принцип в социальной
жизни есть принцип наследственности, наследственность же есть тяготеющий над
личностью детерминизм, даже более чем детерминизм — фатум рода, фатум крови.
Выработка
личности есть выработка аристократического типа, т. е. человека, не допускающего себя до смешения с безликой мировой средой, внутренне независимого и свободного, восходящего к более высокому качественному содержанию
жизни и нисходящего к миру униженному, страдающему и лишенному возможности возвышения.
Человек согласен отказаться от своей
личности, чтобы
жизнь его была более обеспеченной, он ищет тесноты в людском коллективе, чтобы было менее страшно.
Изолированная
личность с трудом может бороться за
жизнь.
Но преобладание социальной группы над
личностью, детерминация
личности социальной группой в конце концов лишает
личность свободы и мешает достижению универсального содержания
жизни.
Такой человек, как Бл. Августин, написал трактат о браке, очень напоминающий систему скотоводства, он даже не подозревает о существовании любви и ничего не может об этом сказать, как и все христианские учителя, которые, по моему глубокому убеждению, всегда высказывали безнравственные мысли в своем морализме, то есть мысли, глубоко противные истине персонализма, рассматривали
личность, как средство родовой
жизни.
В деторождении происходит распадение
личности и раскрывается перспектива дурной бесконечности родовой
жизни.
Родовая
жизнь пола делает
личность средством для рождения других
личностей, и личное удовлетворение оказывается иллюзией, необходимой для
жизни рода, а не самой
личности.
Это связано с тайной
личности, с глубоким различием женской и мужской природы, с несоответствием между начальным восхищением любви и её реализацией в обыденной
жизни, с её таинственной связью со смертью.
Неточные совпадения
Томилин «беспощадно, едко высмеивал тонко организованную
личность, кристалл, якобы способный отразить спектры всех огней
жизни и совершенно лишенный силы огня веры в простейшую и единую мудрость мира, заключенную в таинственном слове — бог».
— Зря ты, Клим Иванович, ежа предо мной изображаешь, — иголочки твои не страшные, не колют. И напрасно ты возжигаешь огонь разума в сердце твоем, — сердце у тебя не горит, а — сохнет. Затрепал ты себя — анализами, что ли, не знаю уж чем! Но вот что я знаю: критически мыслящая
личность Дмитрия Писарева, давно уже лишняя в
жизни, вышла из моды, — критика выродилась в навязчивую привычку ума и — только.
— Роль
личности он отрицал, будучи марксистом, а затем, как тебе известно, перекрестился в идеализм, а идеализм без индивидуализма не бывает, а индивидуализм, отрицающий роль
личности в
жизни, — чепуха! Невозможен…
А минутами ему казалось, что он чем-то руководит, что-то направляет в
жизни огромного города, ведь каждый человек имеет право вообразить себя одной из тех
личностей, бытие которых окрашивает эпохи. На собраниях у Прейса, все более многолюдных и тревожных, он солидно говорил:
— Вот, я даже записала два, три его парадокса, например: «Торжество социальной справедливости будет началом духовной смерти людей». Как тебе нравится? Или: «Начало и конец
жизни — в
личности, а так как
личность неповторима, история — не повторяется». Тебе скучно? — вдруг спросила она.