Если философ-христианин и верит в Христа, то он совсем не должен согласовать свою философию с теологией православной, католической или протестантской, но он может приобрести ум Христов, и это сделает его философию иной, чем
философия человека, ума Христова не имеющего.
Неточные совпадения
Философия человечна, философское познание — человеческое познание; в ней всегда есть элемент человеческой свободы, она есть не откровение, а свободная познавательная реакция
человека на откровение.
Философия есть любовь к мудрости и раскрытие мудрости в
человеке, творческий прорыв к смыслу бытия.
Главный признак, отличающий философское познание от научного, нужно видеть в том, что
философия познает бытие из
человека и через
человека, в
человеке видит разгадку смысла, наука же познает бытие как бы вне
человека, отрешенно от
человека.
И отличие это в том, что
философия исследует
человека из
человека и в
человеке, исследует его как принадлежащего к царству духа, наука же исследует
человека как принадлежащего к царству природы, т. е. вне
человека, как объект.
История
философии будет философским, а не только научным познанием в том лишь случае, если мир философских идей будет для познающего его собственным внутренним миром, если он будет его познавать из
человека и в
человеке.
Не может быть
философии о чужих идеях, о мире идей, как предмете, как объекте,
философия может быть лишь о своих идеях, о духе, о
человеке в себе и из себя, т. е. интеллектуальным выражением судьбы философа.
Философия видит мир из
человека, и только в этом ее специфичность.
В основании
философии лежит предположение, что мир есть часть
человека, а не
человек часть мира.
Трансцендентальный
человек есть предпосылка
философии, и преодоление
человека в
философии или ничего не значит, или значит упразднение самого философского познания.
Может показаться очень гордым и возвеличивающим достоинство
человека учение о том, что Божество в
человеке приходит к самосознанию, что мировой дух достигает своей вершины через
философию, которая есть дело
человека.
Философия спасается от
человека, он от нее не спасается.
Социология, которая отрицает, что
человек есть духовное существо и что из духовного мира он черпает свои оценки, есть не наука, а ложная
философия, даже ложная религия.
Более того — проблема
человека есть основная проблема
философии.
Греческая
философия хотела открыть в
человеке высшее, устойчивое, возвышающееся над изменчивым миром разумное начало.
Стоицизм внешне исповедует оптимистическую
философию, он верит в мировой разум и хочет согласовать
человека с ним для избежания страданий, верит как будто в благостность порядка природы.
Неточные совпадения
— Как мир, — согласился Безбедов, усмехаясь. — Как цивилизация, — добавил он, подмигнув фарфоровым глазом. — Ведь цивилизация и родит анархистов. Вожди цивилизации — или как их там? — смотрят на
людей, как на стадо баранов, а я — баран для себя и не хочу быть зарезанным для цивилизации, зажаренным под соусом какой-нибудь
философии.
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий
человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт познания. Я — невежда в
философии, но — мне понравилось: он доказывал, что познание такая же сила, как любовь и голод. Я никогда не слышала этого… в такой форме.
— «
Людей, говорит, моего класса, которые принимают эту
философию истории как истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил
человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы были…
— Камень — дурак. И дерево — дурак. И всякое произрастание — ни к чему, если нет
человека. А ежели до этого глупого материала коснутся наши руки, — имеем удобные для жилья дома, дороги, мосты и всякие вещи, машины и забавы, вроде шашек или карт и музыкальных труб. Так-то. Я допрежде сектантом был, сютаевцем, а потом стал проникать в настоящую
философию о жизни и — проник насквозь, при помощи неизвестного
человека.
Эта
философия казалась Климу очень туманной, косноязычной, неприятной. Но и в ней было что-то, совпадающее с его настроением. Он слушал Кумова молча, лишь изредка ставя краткие вопросы, и еще более раздражался, убеждаясь, что слова этого развинченного
человека чем-то совпадают с его мыслями. Это было почти унизительно.