Неточные совпадения
Совесть и есть источник оригинальных, первородных суждений о жизни и
мире.
Бог действует на
совесть в человеке, пробуждает
совесть, т. е. воспоминание о высшем, горнем
мире.
Совесть есть воспоминание о том, что такое человек, к какому
миру он принадлежит по своей идее, Кем он сотворен, как он сотворен и для чего сотворен.
Совесть и есть та глубина человеческой природы, на которой она не окончательно отпала от Бога, сохранила связь с Божественным
миром.
Совесть же, совершающая оценку и произносящая суждения, должна быть свободна от всего вне ее находящегося, внешнего для нее, т. е. она подвергается лишь действию Божьей благодати, послушна лишь воспоминанию о горнем божественном
мире.
В том, что можно назвать явлением чистой
совести, душа стоит перед Богом и свободна от влияний
мира.
Чистая
совесть и есть не что иное, как свобода от
мира.
Совесть, порабощенная
миром и прельщенная
миром, не есть уже орган восприятия правды, и она не судит, а судится
совестью более глубокой и чистой.
То, что можно было бы назвать соборной церковной
совестью, в которой восприятие правды и суждение о неправде совершается какой-либо коллективной, а не индивидуальной
совестью, совсем не означает, что человеческая
совесть, прежде чем предстоять в чистоте перед Богом, сочетается с
совестью других людей и
мира, но означает духовно-имманентное несение в своей
совести общей судьбы со своими братьями по духу.
Но ее отношение к другим душам и к душе
мира определяется ее свободной
совестью.
Внутренне свободу
совести невозможно уничтожить никакими силами
мира, она остается, когда человека посадили в тюрьму и ведут на казнь.
Она действует в
мире, в темной греховной среде, и все ее нравственные оценки и действия усложнены многообразием и относительностью мировой жизни и представляют затруднения для
совести.
Воля, определяемая нравственной
совестью, не может совершать чистых и абсолютных нравственных актов потому, что она стоит перед противодействующей злой волей в
мире.
Отнимите от человека всякую личную власть над вещным, материальным
миром, всякую личную свободу в хозяйственных актах, и вы сделаете человека рабом общества и государства, которые отнимут от него и право свободы мысли,
совести и слова, право свободы передвижения, самое право на жизнь.
Внутренняя свобода
совести и духа остается всегда, ее не могут уничтожить никакие силы
мира, но она может обнаружить себя в
мире лишь в мученичестве.
Вот только единый голос всё громче слышен в суетном шуме, обращён к
совести мира и властно стремится пробудить её, это голос некоего графа Толстого, философа и литератора.
Неточные совпадения
Часто недостаточно помнят и знают, что античный греко-римский
мир не знал принципа свободы
совести, которая предполагала дуализм духа и кесаря.
Можно установить следующие религиозные черты марксизма: строгая догматическая система, несмотря на практическую гибкость, разделение на ортодоксию и ересь, неизменяемость философии науки, священное писание Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, которое может быть истолковываемо, но не подвергнуто сомнению; разделение
мира на две части — верующих — верных и неверующих — неверных; иерархически организованная коммунистическая церковь с директивами сверху; перенесение
совести на высший орган коммунистической партии, на собор; тоталитаризм, свойственный лишь религиям; фанатизм верующих; отлучение и расстрел еретиков; недопущение секуляризации внутри коллектива верующих; признание первородного греха (эксплуатации).
Что означало это битье себя по груди по этому месту и на что он тем хотел указать — это была пока еще тайна, которую не знал никто в
мире, которую он не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если не достанет тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и тем снять с своей груди, «с того места груди» позор, который он носил на ней и который так давил его
совесть.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что
совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над
миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.
Такого круга людей талантливых, развитых, многосторонних и чистых я не встречал потом нигде, ни на высших вершинах политического
мира, ни на последних маковках литературного и артистического. А я много ездил, везде жил и со всеми жил; революцией меня прибило к тем краям развития, далее которых ничего нет, и я по
совести должен повторить то же самое.