Неточные совпадения
Террор социальности, власть общества царят над
человеком почти во всю его историю и восходят к
первобытному коллективизму.
Человеку приходится с грустью вспоминать об утерянной
первобытной силе.
И лишь антропология декаданса тоскует об утерянной природной силе и зовет
человека вернуться к
первобытной природе.
Там вырабатывался
человек и возникал из
первобытного хаоса.
Леви Брюль, критикуя Тэйлора и Фрэзера, пытается открыть
первобытное мышление, совсем не похожее на мышление
людей цивилизованных.
То, что он называет loi de la participation, свидетельствует о том, что мышление
первобытное принадлежит к более высокому типу, чем мышление
человека XIX в., ибо выражает мистическую близость познающего к своему предмету.
И, характеризуя
первобытное нравственное сознание, мы не должны предрешать вопроса об истоках человечества, о древнем
человеке.
И в
человеке XX в. остаются эти
первобытные хаотические инстинкты.
Это унаследовано и современными
людьми от
первобытного народного магизма.
Инстинкт в нравственной жизни
человека играет двоякую роль: он унаследован от древней природы, от
человека архаического, в нем говорит древний ужас и страх, рабство и суеверие, жестокость и звериность, и в нем же есть напоминание о рае, о древней свободе, о древней силе
человека, о древней связи его с космосом, о
первобытной стихии жизни.
Древнее
первобытное человечество было одержимо страхом, terror anticus, страхом перед хаосом и неведомыми силами природы, перед которыми
человек был беспомощен, страхом перед духами, перед демонами, перед богами, перед магами, перед царями, которые были магами и обладали магической властью.
— Возвращение человека назад, в первобытное состояние, превращение существа, тонко организованного веками культурной жизни, в органическое вещество, каким история культуры и социология показывает нам стада
первобытных людей…
В глубинном подсознательном слое человека есть все, есть и
первобытный человек, он не окончательно преодолен, в нем есть и мир звериный, как есть и вся история.
Душа оставляет тело, странствует и многое видит в то время, когда человек спит. Этим объясняются сны. Душа неодушевленных предметов тоже может оставлять свою материю. Виденный нами мираж, с точки зрения Дерсу, был тенью (ханя) тех предметов, которые в это время находились в состоянии покоя. Та к
первобытный человек, одушевляя природу, просто объясняет такое сложное оптическое явление, как мираж.
Неточные совпадения
Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная
первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен
человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак).
Немец был
человек дельный и строгий, как почти все немцы. Может быть, у него Илюша и успел бы выучиться чему-нибудь хорошенько, если б Обломовка была верстах в пятистах от Верхлёва. А то как выучиться? Обаяние обломовской атмосферы, образа жизни и привычек простиралось и на Верхлёво; ведь оно тоже было некогда Обломовкой; там, кроме дома Штольца, все дышало тою же
первобытною ленью, простотою нравов, тишиною и неподвижностью.
Крышу поддерживает ряд простых, четыреугольных, деревянных столбов; она без потолка, из тесаных досок, дом
первобытной постройки, как его выдумали
люди.
Возделанные поля, чистота хижин, сады, груды плодов и овощей, глубокий мир между
людьми — все свидетельствовало, что жизнь доведена трудом до крайней степени материального благосостояния; что самые заботы, страсти, интересы не выходят из круга немногих житейских потребностей; что область ума и духа цепенеет еще в сладком, младенческом сне, как в
первобытных языческих пастушеских царствах; что жизнь эта дошла до того рубежа, где начинается царство духа, и не пошла далее…
Обед у генерала, обставленный всею привычною Нехлюдову роскошью жизни богатых
людей и важных чиновников, был после долгого лишения не только роскоши, но и самых
первобытных удобств, особенно приятен ему.