Неточные совпадения
Философия человечна, философское познание — человеческое познание; в ней всегда
есть элемент человеческой свободы, она
есть не откровение, а свободная познавательная реакция
человека на откровение.
История философии
будет философским, а
не только научным познанием в том лишь случае, если мир философских идей
будет для познающего его собственным внутренним миром, если он
будет его познавать из
человека и в
человеке.
Не может
быть философии о чужих идеях, о мире идей, как предмете, как объекте, философия может
быть лишь о своих идеях, о духе, о
человеке в себе и из себя, т. е. интеллектуальным выражением судьбы философа.
В основании философии лежит предположение, что мир
есть часть
человека, а
не человек часть мира.
Трансцендентальный
человек есть предпосылка философии, и преодоление
человека в философии или ничего
не значит, или значит упразднение самого философского познания.
Познающий же субъект
не есть бытие, субъект гносеологичен, а
не онтологичен, он
есть идеальные логические формы, совсем
не человеческие, связь которых с
человеком остается непонятной.
Мне, как живому конкретному существу, как
человеку, поставившему себе дерзновенную задачу познавать, нисколько
не легче от того, что существует трансцендентальное сознание, что в нем
есть a priori, что скептицизм и релятивизм в этой внечеловеческой сфере побеждены извечно.
Но при этом никакой самостоятельности
человека не существует,
человек есть лишь функция мирового духа, мирового разума.
Он
не устранен должен
быть, а повышен от
человека физического и психического до
человека духовного.
Бог
не может
быть предметом познания, потому что
человек в акте познания
не может возвыситься над Богом.
Но этика
не может
быть только сотериологией, она
есть также учение о творческих ценностях и творческой энергии
человека.
Человек есть не только существо спасающееся, он
есть и существо творящее.
Человек будет или оправдан, если он избрал добро и исполнил норму, или осужден, если он избрал зло и нормы
не исполнил.
Но ведь свобода
человека может
быть понята
не только как оправдание
человека добродетелями, вытекающими из его свободной воли, т. е. как возможность осуществить норму, свобода может
быть понята и как творческая сила
человека, как создание ценностей.
Социология, которая отрицает, что
человек есть духовное существо и что из духовного мира он черпает свои оценки,
есть не наука, а ложная философия, даже ложная религия.
И можно парадоксально даже сказать, что этика
есть не только суд над
человеком, но и суд над Богом.
Невозможно вынести, чтобы мир и
человек довлели себе и чтобы
не было ничего дальше и выше, глубже и таинственнее.
Это и
есть дефективность теологического мировоззрения, в силу которой оно
не может оправдать и обосновать творчество
человека.
Человек не свободен, если он
есть лишь явление Бога, лишь частица Божества, и
человек не свободен, если он наделен свободой Богом-Творцом и ничего божественного в себе
не заключает, и он
не свободен, если зло проистекает от злого бога, от материи, в зависимость от которой он попадает.
Если
есть Бог, то
человек не свободен и
не может творить ценностей.
Благодать же исходит от Бога, а
не от
человека и
не означает обращения
человека к Богу, победу самого
человека над злом и тьмой,
не есть ответ
человека Богу.
В раю
не все
было открыто
человеку и незнание
было условием райской жизни.
Меоническая свобода, которая
была в
человеке от ничто, от небытия,
была до времени закрыта в первоначальном акте миротворения, но
не могла
быть уничтожена.
Сознание в себе первородного греха
есть не только самоуничижение
человека, но и его самовозвышение.
Человек, как свободное существо,
есть не только воплотитель законов добра, но и творец новых ценностей.
Мир ценностей
не есть неподвижный, идеальный мир, возвышающийся над
человеком и свободой, он
есть мир подвижный и творимый.
В познании бытия
человек есть совсем особая реальность,
не стоящая в ряду других реальностей.
Человек не есть дробная часть мира, в нем заключена цельная загадка и разгадка мира.
Тот факт, что
человек, как предмет познания,
есть вместе с тем и познающий, имеет
не только гносеологическое, но и антропологическое значение.
Я говорил уже в первой главе, что проблема
человека не может
быть подменена ни проблемой субъекта, трансцендентального сознания, ни проблемой души, психологического сознания, ни проблемой духа, ни проблемой идеальных ценностей, идей добра, истины, красоты и пр.
Человек не есть субъект гносеологии,
не есть душа психологии,
не есть душа пневматологии,
не есть идеальная ценность этики, логики, эстетики.
Самый факт существования
человека есть разрыв в природном мире и свидетельствует о том, что природа
не может
быть самодостаточной и покоится на бытии сверхприродном.
Загадочность и противоречивость
человека определяются
не только тем, что он
есть существо, упавшее с высоты, существо земное, сохранившее в себе воспоминание о небе и отблеск небесного света, но еще глубже тем, что он изначально
есть дитя Божье и дитя ничто, меонической свободы.
Человек не есть только порождение природного мира и природных процессов, и вместе с тем он живет в природном мире и участвует в природных процессах.
Такого рода антропология совсем
не раскрывает учения об образе и подобии Божьем в
человеке и может
быть источником натуралистического понимания человеческой природы.
В
человеке есть трагический конфликт
не только с миром, но и с самим собой.
С
не меньшим основанием можно
было бы сказать, что
человек есть существо иррациональное, парадоксальное, принципиально трагическое, в котором сталкиваются два мира, полярно противоположные начала.
Для Когена
человек есть этическая идея, и он отличает антропологическую психологию, основанную на этой идее, от натуралистической зоологической психологии, для которой
человека не существует.
Человек есть долженствование, а
не бытие.
Нравственное существо
есть не государство,
не мир,
не Бог, а только
человек.
Человек не есть подчиненная часть, а аксиологическое бытие для себя.
Человек тут определяется по принципу, который
не есть человеческий принцип.
Если
человек есть продукт космической эволюции, то
человека, как существа отличного, ни из чего нечеловеческого
не выводимого и ни на что нечеловеческое
не сводимого,
не существует.
Не более состоятельно социологическое учение о
человеке, хотя
человек, бесспорно,
есть социальное животное.
Человек есть не только существо греховное и искупающее свой грех,
не только существо разумное,
не только существо эволюционирующее,
не только существо социальное,
не только существо больное от конфликта сознания с бессознательным, но
человек есть прежде всего существо творческое.
В
человеке есть принцип свободы, изначальной, ничем и никем
не детерминированной свободы, уходящей в бездну небытия, меона, свободы потенциальной, и
есть принцип, определенный тем, что он
есть образ и подобие Божье, Божья идея, Божий замысел, который она может осуществить или загубить.
Стихийный и иррациональный элемент в
человеке есть не только результат падения
человека, но
есть прежде всего результат свободы, предшествующей бытию и миротворению меонического начала, скрытого за всем бытием.
Человек есть существо загадочное
не только потому, что он
не есть продукт процессов природного мира, что он
есть Божье творение, дитя Божье, но и потому, что он
есть дитя свободы, что он вышел из бездны бытия, из ничто.
Пол совсем
не есть функция человеческого организма, пол
есть свойство всего организма
человека, каждой его клетки.
Человек есть не только половое существо, но и существо бисексуальное, совмещающее в себе мужской и женский принцип в разной пропорциональности и нередко в жестокой борьбе.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. И
не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и
не быть правде? Подгулявши,
человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь
не прилгнувши
не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает,
не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит
человек! В жисть
не был в присутствии такой важной персоны, чуть
не умер со страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой в рассуждении чина?
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы
не употребляем.
Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова
не знает.