Неточные совпадения
Для него перестает существовать мир сущих идей
и остается только мир идей о сущем, нет уже Бога, но есть разнообразные идеи о Боге, которые он исследует, нет уже сущего
добра и зла, но есть разнообразные идеи о
добре и зле и т. д.
И особенно горько познание этическое, познание
добра и зла.
О срывании с древа познания
добра и зла, о возникновении различия между
добром и злом речь еще впереди.
Но для определения характера этического познания нужно сказать, что самое различение
добра и зла есть горькое различение, есть самое горькое в мире.
Достоевский говорит, что это чертово
добро и зло нам слишком дорого стоят.
Есть смертельная печаль в самом различении
добра и зла, ценного
и лишенного ценности.
Тоска по Богу в человеческой душе
и есть тоска от невозможности остаться навеки с различением
добра и зла, со смертельной горечью оценки.
Центральное значение этики в философском понимании связано с тем, что она имеет дело с грехом, с возникновением
добра и зла, с возникновением различения
и оценки.
Основной вопрос этики о критерии
добра и зла.
Основной вопрос этики — вопрос о критерии
добра и зла, о генеалогии морали, в возникновении различения
и оценки.
Высшая ценность лежит по ту сторону
добра и зла.
Этика обычно целиком находится по сю сторону
добра и зла,
и добро для нее не проблематично.
Но это есть оценка «
добра»
и различение его от того, что я этому «
добру» противопоставляю, что «по ту сторону» этого «
добра»
и этого «
зла».
Если то, что «по ту сторону
добра и зла», я ставлю выше того, что «по сю сторону
добра и зла», то я различаю «высшее»
и «низшее», я осуждаю, оцениваю, противополагаю.
«По ту сторону
добра и зла» у него все-таки открывается высшая мораль.
И тот готтентот, который на вопрос, что такое
добро и что такое
зло, ответил: «
Добро, когда я украду чужую жену,
зло же, когда у меня украдут жену», совсем не находился по ту сторону
добра и зла, по ту сторону различения
и оценки.
Старое
добро заменяется новым
добром, ценности переоцениваются, но никакой переворот по отношению к
добру не ставит по ту сторону
добра и зла.
«По ту сторону
добра и зла» не должно быть никакого «
добра»
и никакого «
зла».
Мы достигнем более существенного
и более глубокого результата, когда поймем, что наши оценки по критерию
добра и зла носят символический, а не бытийственный характер.
«
Добро»
и «
зло», «нравственное»
и «безнравственное», «высокое»
и «низкое», «хорошее»
и «плохое» не выражают реального бытия, это лишь символы, но символы не произвольные
и условные, а закономерные
и обязательные.
Глубина бытия в себе, глубина жизни совсем не «
добрая»
и не «
злая», не «нравственная»
и не «безнравственная», она лишь символизуется так, лишь обозначается по категориям этого мира.
Все, что «по сю сторону
добра и зла», — символично, реалистично лишь то, что «по ту сторону
добра и зла».
Символика «
добра»
и «
зла» не случайна, не условна, не есть «
зло», она говорит об абсолютном, о бытии, но гадательно
и отражено в мировом зеркале.
Свобода воли означает избрание предстоящих человеку
добра и зла и возможность выполнения навязанного человеку закона или нормы.
Человек будет или оправдан, если он избрал
добро и исполнил норму, или осужден, если он избрал
зло и нормы не исполнил.
Свобода есть основное условие нравственной жизни, не только свобода
добра, но
и свобода
зла.
Именно трагическое ведет в глубину
и в высоту, по ту сторону
добра и зла в нормативном смысле.
Нравственная жизнь слагается из парадоксов, в которых
добро и зло переплетаются
и переходят друг в друга.
Социальная этика XIX
и XX веков, которая в жизни общества видит источник нравственных различений
и оценок
и утверждает социальный характер
добра и зла, совершенно явно вращается в порочном кругу.
Если бы был доказан социальный генезис различения между
добром и злом, то этим нисколько не решался бы
и даже не затрагивался бы вопрос об этической оценке.
Задача философской этики заключается совсем не в познании происхождения
и развития нравственных идей о
добре и зле, а в познании самого
добра и зла.
Нас интересует онтология
добра и зла, а не понятия людей о
добре и зле.
Понятия о
добре и зле, воплощенные в нравах, зависят от общества, от социальности, но само
добро и зло не зависит; наоборот, общество, социальность зависит от самого
добра и зла, от их онтологии.
Общество само требует нравственной оценки
и предполагает различие
добра и зла, не из общества почерпнутое.
Биологическая философия жизни пытается установить критерий
добра и зла, основать оценки на принципе максимума «жизни».
«Жизнь» есть высшее благо
и верховная ценность, «
добро» есть все, что доводит «жизнь» до максимума, «
зло» есть все, что умаляет «жизнь»
и ведет к смерти
и небытию.
Есть «жизнь» высокая
и низкая,
добрая и злая, прекрасная
и уродливая.
Вопросу о различении
добра и зла и о происхождении
добра и зла предшествует более первичный вопрос об отношении Бога
и человека, Божественной свободы
и человеческой свободы, или благодати
и свободы.
Если есть различение
добра и зла, если есть
зло, то неизбежно оправдание Бога, ибо оправдание Бога
и есть решение вопроса о происхождении
зла.
Если бы не было различения
добра и зла, не было бы
зла, то никогда бы не возникла ни проблема теодицеи, ни проблема этики.
Против Бога восстало не только
зло, но
и добро, неспособное примириться с самым фактом существования
зла.
Атеизм имеет свои корни совсем не только в
зле, но
и в
добре.
Самое различение
добра и зла, которое явилось результатом грехопадения, делается источником атеизма.
Бог в аспекте Бога-Сына нисходит в бездну, в Ungrund, в глубину свободы, из которой рождается
зло, но из которой исходит
и всякое
добро.
Трагедия
и люди трагедии находятся по ту сторону
добра и зла.
Трагедия свободы раскрывает борьбу противоположных начал, которые лежат глубже различения
добра и зла.
Трагическое есть противоборство полярных начал, но не непременно божеского
и дьявольского,
доброго и злого.
Наибольшая трагедия есть страдание от
доброго, а не страдание от
злого, есть невозможность оправдать жизнь согласно разделению
доброго и злого.
Трагедия была до различения
доброго и злого и будет после этого различения.
И новая этика должна быть познанием не только
добра и зла, но
и трагического, ибо оно постоянно переживается в нравственном опыте
и страшно усложняет все нравственные суждения.
Неточные совпадения
Иной
добра не делает, //
И зла за ним не видится, // Иного не поймешь.
Нет спора, что можно
и даже должно давать народам случай вкушать от плода познания
добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою
и притом так, чтобы можно было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
«Ну-ка, пустить одних детей, чтоб они сами приобрели, сделали посуду, подоили молоко
и т. д. Стали бы они шалить? Они бы с голоду померли. Ну-ка, пустите нас с нашими страстями, мыслями, без понятия о едином Боге
и Творце! Или без понятия того, что есть
добро, без объяснения
зла нравственного».
Обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким существом, случайною
и несколько комическою помехой его счастью, вдруг ею же самой был вызван, вознесен на внушающую подобострастие высоту,
и этот муж явился на этой высоте не
злым, не фальшивым, не смешным, но
добрым, простым
и величественным.
Я глубоко чувствовал
добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы
и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже.