Неточные совпадения
Но менее всего личность есть отвлеченная
идея и норма, подавляющая и порабощающая
живое, индивидуальное, конкретное существо.
В основе христианства лежит не отвлеченная и всегда бессильная
идея добра, которая неизбежно является нормой и законом по отношению к человеку, а
живое существо, личность, личное отношение человека к Богу и ближнему.
Конкретное бытие,
живое существо выше всякой отвлеченной
идеи, выше и
идеи добро.
Так и должно быть, если человек,
живое существо выше «субботы», отвлеченной
идеи добра.
Но так же как в христианстве начинают побеждать законники и фарисеи, и «суббота», отвлеченная
идея добра, ставится выше человека,
живого существа, так же и в гуманизме побеждают свои законники и фарисеи, и отвлеченная
идея блага человечества или прогресса человечества ставится выше человека,
живого существа.
«Добрые дела» начинают понимать не как проявление любви к Богу и к ближнему, к
живому существу, не как обнаружение благостной силы, дающей жизнь другим существам, а как способ самоспасения и самооправдания, как путь осуществления отвлеченной
идеи добра, за которое человек получает награду в будущей жизни.
Фанатик всегда «идеалист» в том смысле, что «
идея» для него выше человека,
живого существа, и он готов насиловать, истязать, пытать и убивать людей во имя «
идеи», все равно, будет ли это «
идеей» Бога и теократии или справедливости и коммунистического строя.
Он беспредельно предан своей
идее о Боге, но он уже почти потерял способность созерцать
живого Бога.
Но в действительности фанатик веры есть человек, одержимый своей
идеей и в нее верующий беззаветно, а вовсе не человек, находящийся в общении с
живым Богом.
Это есть любовь к
идее, а не к
живому существу.
И это настолько трагично, что одинаково возмущает и когда жертвуют
живым существом во имя любви к
идее, к истине и правде, и когда жертвуют истиной и правдой во имя любви к
живому существу.
Все учение Платона об Эросе носит характер отвлечённый — отвлечения через восхождение по ступеням от мира чувственного, где даны
живые существа, к миру идейному, где возможна лишь любовь к
идее, к истине, к красоте, к высшему благу.
Платон предлагает жертвовать любовью к
живому существу, к личности во имя любви к
идеям, к добру, к истине, к красоте.
На почве отвлеченного идеализма неразрешим конфликт любви к
живому существу и любви к
идее, любви к личности и любви к идеальным ценностям истины, правды, красоты.
Но нельзя жертвовать любовью к ближнему, к
живому существу, к Божьему творению во имя совершенно отвлеченных
идей справедливости, красоты, истины, человечества и пр.
Живая Истина,
живая Правда,
живая Красота может стать выше любви к ближнему, но не отвлеченная
идея истины, правды, красоты.
Поэтому невозможно жертвовать любовью к
живым существам, к личностям во имя любви к человеку, к человечеству как отвлеченной
идее.
Алкание истины и правды заслуживает блаженства, но когда истина и правда превращаются в отвлеченную
идею, враждебную всему
живому, личному и конкретному, то последствия этого бывают истребительны и злы.
Но
идея эта не призвана для подавления личности,
живого существа и для превращения его в средство.
Личность,
живое индивидуальное существо не может быть средством и орудием осуществления сверхличного общего, универсального,
идеи.
Неточные совпадения
Сквозь обветшавшую и никогда никуда не пригодную мудрость у нее пробивалась
живая струя здравого практического смысла, собственных
идей, взглядов и понятий. Только когда она пускала в ход собственные силы, то сама будто пугалась немного и беспокойно искала подкрепить их каким-нибудь бывшим примером.
— Право, не знаю, как вам ответить на это, мой милый князь, — тонко усмехнулся Версилов. — Если я признаюсь вам, что и сам не умею ответить, то это будет вернее. Великая мысль — это чаще всего чувство, которое слишком иногда подолгу остается без определения. Знаю только, что это всегда было то, из чего истекала
живая жизнь, то есть не умственная и не сочиненная, а, напротив, нескучная и веселая; так что высшая
идея, из которой она истекает, решительно необходима, к всеобщей досаде разумеется.
Самый Британский музеум, о котором я так неблагосклонно отозвался за то, что он поглотил меня на целое утро в своих громадных сумрачных залах, когда мне хотелось на свет Божий, смотреть все
живое, — он разве не есть огромная сокровищница, в которой не только ученый, художник, даже просто фланер, зевака, почерпнет какое-нибудь знание, уйдет с
идеей обогатить память свою не одним фактом?
Китайцы и индийцы, кажется, сообща приложили каждый свой вкус к постройке и украшениям здания: оттого никак нельзя, глядя на эту груду камней, мишурного золота, полинялых тканей, с примесью
живых цветов, составить себе
идею о стиле здания и украшений.
Пожалуй, без приготовления, да еще без воображения, без наблюдательности, без
идеи, путешествие, конечно, только забава. Но счастлив, кто может и забавляться такою благородною забавой, в которой нехотя чему-нибудь да научишься! Вот Regent-street, Oxford-street, Trafalgar-place — не
живые ли это черты чужой физиономии, на которой движется современная жизнь, и не звучит ли в именах память прошедшего, повествуя на каждом шагу, как слагалась эта жизнь? Что в этой жизни схожего и что несхожего с нашей?..