Неточные совпадения
Главный признак, отличающий философское познание от научного, нужно
видеть в том, что философия познает бытие из
человека и через
человека,
в человеке видит разгадку смысла, наука же познает бытие как бы вне
человека, отрешенно от
человека.
Философия
видит мир из
человека, и только
в этом ее специфичность.
Натуралистическая метафизика тоже
видит мир из
человека, но не хочет
в этом признаться.
Но христианская антропология ставит проблему
человека в глубине, и она ясно
видит, насколько
человек есть существо парадоксальное, она бесконечно выше всех антропологий философских.
Он
видит в социальном могуществе
человека и
в его власти над природой верховную ценность.
Фрейд открывает бездну греховных влечений
в человеке, но души человеческой он не
видит.
И с особенной силой это можно
видеть в творчестве моральном,
в нравственных актах
человека.
Этика закона, этика сознания, подавляющая подсознание и не знающая сверхсознания, есть порождение древнего аффекта страха
в человеке, и мы, христиане,
видим в ней последствие первородного греха.
Свобода и достоинство
человека не позволяют
видеть в счастье и удовлетворении цель и высшее благо жизни.
И различие тут нужно
видеть прежде всего
в том, что христианская любовь конкретна и лична, гуманистическая же любовь отвлеченна и безлична, что для христианской любви дороже всего
человек, для гуманистической же любви дороже всего «идея», хотя бы то была «идея» человечества и человеческого блага.
Человек закупорен
в самом себе и все
видит из себя и по отношению к самому себе.
Человек может вынести самые страшные страдания, если он
видит в них смысл, силы
человека огромны.
Человек иногда жертвует любовью,
в которой
видит величайшую ценность и благо, во имя ценности другого порядка, во имя сохранения особенным образом понятой свободы, во имя семейных привязанностей, во имя жалости к другим
людям, страдающим от этой любви.
Из самолюбия
человек примыкает к тем или иным партиям, идеологическим направлениям, общественным группировкам и
в них
видит наибольшую реальность, потому что эти партии, направления, группировки менее ранят его самолюбие и дают ему большее удовлетворение.
В то время как любовь обращена на личность
человека, на образ Божий
в нем и стремится утвердить ее для вечности, похоть знает лишь себя, она эгоцентрична и не
видит никакой реальности
в мире.
Когда
в пространстве происходит расставание с
человеком, с домом, с городом, с садом, с животным, сопровождающееся ощущением, что, может быть, никогда их больше не
увидишь, то это есть переживание смерти.
Это носило столь всеобъемлющий характер, что тоска смерти переживалась мною оттого, что я никогда больше не
увижу лица постороннего и чуждого мне
человека, никогда не
увижу города, через который я случайно проехал, комнаты,
в которой останавливался на несколько дней, никогда не
увижу этого дерева, этой случайно встреченной мною собаки и т. д.
Все это так дико было
видеть в человеке, за которого Лопухов считал Кирсанова, что гость сказал хозяину: — «послушай, ведь мы с тобою приятели: ведь это, наконец, должно быть совестно тебе».
Потребность сочувствия так сильна у Станкевича, что он иногда выдумывал сочувствие и таланты,
видел в людях такие качества, которых не было в них вовсе, и удивлялся им.
Я, конечно, грубо выражаю то детское различие между богами, которое, помню, тревожно раздвояло мою душу, но дедов бог вызывал у меня страх и неприязнь: он не любил никого, следил за всем строгим оком, он прежде всего искал и
видел в человеке дурное, злое, грешное. Было ясно, что он не верит человеку, всегда ждет покаяния и любит наказывать.
Казалось, что, кроме скупости и жадности, глаза её ничего не могут
видеть в людях, и живёт она для того, чтобы свидетельствовать только об этом. Кожемякин морщился, слушая эти рассказы, не любил громкий рассыпчатый смех и почти с отчаянием думал:
Неточные совпадения
Анна Андреевна. А я никакой совершенно не ощутила робости; я просто
видела в нем образованного, светского, высшего тона
человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Анна Андреевна. Совсем нет; я давно это знала. Это тебе
в диковинку, потому что ты простой
человек, никогда не
видел порядочных
людей.
X л е с т а к о
в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я
вижу, вы благородный
человек. Теперь другое дело.
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только
увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого
человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Хлестаков. Отчего же нет? Я
видел сам, проходя мимо кухни, там много готовилось. И
в столовой сегодня поутру двое каких-то коротеньких
человека ели семгу и еще много кой-чего.