Неточные совпадения
Он отвергает «чудо,
тайну и авторитет» как насилие над человеческой совестью, как лишение человека
свободы его духа.
«Эвклидов ум» — выражение, которое любил Достоевский, — бессилен постигнуть идею
свободы, она недоступна ему, как совершенно иррациональная
тайна.
Если нет
свободы как последней
тайны миротворения, то мир этот с его муками и страданиями, со слезами невинно замученных людей не может быть принят.
Оказывается, что бунтующая
свобода привела к отрицанию самой идеи
свободы, к невозможности постигнуть
тайну мира и
тайну Бога в свете
свободы.
Ибо, поистине, можно принять Бога и принять мир, сохранить веру в Смысл мира, если в основе бытия лежит
тайна иррациональной
свободы.
Свобода есть трагическая судьба человека и мира, судьба самого Бога, и она лежит в самом центре бытия, как первоначальная его
тайна.
Теория авторитета, игравшая такую роль в истории христианства, есть отречение от
тайны Христовой
свободы,
тайны Распятого Бога.
Тайна христианской
свободы и есть
тайна Голгофы,
тайна Распятия.
И всякий раз, когда в христианской истории пытались превратить правду распятую, обращенную к
свободе духа, в правду авторитарную, насилующую дух, совершалась измена основной
тайны христианства.
Последняя тайна судьбы каждого существа от нас скрыта; это —
тайна свободы, и потому к каждому существу мы должны относиться как к потенции брата во Христе, который может спастись.
Неточные совпадения
— Полно, папаша, полно, сделай одолжение! — Аркадий ласково улыбнулся. «В чем извиняется!» — подумал он про себя, и чувство снисходительной нежности к доброму и мягкому отцу, смешанное с ощущением какого-то
тайного превосходства, наполнило его душу. — Перестань, пожалуйста, — повторил он еще раз, невольно наслаждаясь сознанием собственной развитости и
свободы.
— Марфенька все пересказала мне, как вы проповедовали ей
свободу любви, советовали не слушаться бабушки, а теперь сами хуже бабушки! Требуете чужих
тайн…
И здесь, как и везде, в вопросе о
свободе и рабстве души России, о ее странничестве и ее неподвижности, мы сталкиваемся с
тайной соотношения мужественного и женственного.
Ты знал, ты не мог не знать эту основную
тайну природы человеческой, но ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось тебе, чтобы заставить всех преклониться пред тобою бесспорно, — знамя хлеба земного, и отверг во имя
свободы и хлеба небесного.
«Имеешь ли ты право возвестить нам хоть одну из
тайн того мира, из которого ты пришел? — спрашивает его мой старик и сам отвечает ему за него, — нет, не имеешь, чтобы не прибавлять к тому, что уже было прежде сказано, и чтобы не отнять у людей
свободы, за которую ты так стоял, когда был на земле.