Неточные совпадения
В основе русского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мироотрицание, ощущение
мира лежащим во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши
жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли.
Психология революционера по Нечаеву требует отречения от
мира и личной
жизни, исключительной работоспособности, исключительной сосредоточенности на едином на потребу, согласия на страдание и пытку, к перенесению которой нужно готовиться.
Человек не должен повиноваться закону
мира, он должен повиноваться закону Хозяина
жизни, Богу.
В ней до конца
жизни осталась неопределенная двойственность: он монах в обращении к потустороннему
миру, к небу, и эстет в обращении к посюстороннему
миру, к земле.
Если люди объединяются для «общего дела» воскрешения, для реального осуществления христианской правды в
жизни, если в братском союзе будут бороться против стихийных, иррациональных, смертоносных природных сил, то не будет царства антихриста, конца
мира и страшного суда, то человечество непосредственно перейдет в вечную
жизнь.
Произошел кризис миросозерцания, обращенного исключительно к посюстороннему, к земной
жизни, и раскрылся иной, потусторонний, духовный
мир.
Но первым толчком, который определил революционное отношение Ленина к
миру и
жизни, была казнь его брата, замешанного в террористическом деле.
Как наступит конец всей истории, прохождение
мира через смерть для воскресения к новой
жизни, так и внутри истории и внутри индивидуальной
жизни человека периодически наступает конец и смерть для возрождения к новой
жизни.
В советской же, коммунистической России есть настоящая свобода, потому что каждый день можно изменять
жизнь России и даже всего
мира, можно все перестраивать, один день не походит на другой.
Жизнь поглощена не борьбой за свое собственное существование, а борьбой за переустройство
мира.
Церковь есть мистическое тело Христово, духовная реальность, продолжающая в истории
жизнь Христа, и источником ее является откровение, действие Бога на человека и
мир.
Напрасно Гекер сводит литургическую
жизнь церкви к внешнему обряду, к чему-то вроде суеверной магии, а то время как в ней есть духовная глубина, есть отображение небесной
жизни, Учение Хомякова о церкви, т. е. учение о соборности и свободе, представляется Гекеру утопией, которая нигде никогда не была реализована, только потому, что для него реальность исчерпывается эмпирической данностью, что он не способен понять существования идейного в онтологическом смысле
мира, который находится за
миром эмпирическим, противополагается ему и вместе с тем действует в нем.
Мир переживает опасность дегуманизации человеческой
жизни, дегуманизации самого человека.
И как твои обязанности, вытекающие из твоей принадлежности к известной семье, обществу, всегда подчиняются высшим обязанностям, вытекающим из принадлежности к государству, так и твои обязанности, вытекающие из твоей принадлежности к государству, необходимо должны быть подчинены обязанностям, вытекающим из твоей принадлежности к
жизни мира, к богу.
Неточные совпадения
Не вопрос о порядке сотворения
мира тут важен, а то, что вместе с этим вопросом могло вторгнуться в
жизнь какое-то совсем новое начало, которое, наверное, должно было испортить всю кашу.
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый
мир для Левина. Это был
мир, в котором жили и умерли его отец и мать. Они жили тою
жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.
Он отгонял от себя эти мысли, он старался убеждать себя, что он живет не для здешней временной
жизни, а для вечной, что в душе его находится
мир и любовь.
«Все живут, все наслаждаются
жизнью, — продолжала думать Дарья Александровна, миновав баб, выехав в гору и опять на рыси приятно покачиваясь на мягких рессорах старой коляски, — а я, как из тюрьмы выпущенная из
мира, убивающего меня заботами, только теперь опомнилась на мгновение.
Эта жестокость его, с которой он разрушал
мир, с таким трудом состроенный ею себе, чтобы переносить свою тяжелую
жизнь, эта несправедливость его, с которой он обвинял ее в притворстве, в ненатуральности, взорвали ее.