Дух и духовность совсем не есть подчинение в этом мире объективированному порядку природы и общества и сакрализация установившихся в этом
мире форм (внешней церковности, государства, собственности, национального быта, родовой семьи и пр.).
Неточные совпадения
Дух в
форме реального
мира, в котором свобода есть необходимость, есть объективный дух.
Именно отрезанность духовной жизни от полноты жизни и человеческого труда породила ложную, иллюзорную духовность. В некоторых
формах оккультизма, теософизма, спиритизма мы видим такое иллюзорное, галлюцинаторное общение с духами и духовным
миром. Это есть результат нарушения целостности человеческого существа.
Первая
форма означает признание
мира и жизни злом.
Неоплатонизм есть
форма аскетической метафизики, и он учит об избавлении от материального
мира.
Злом является не множественный
мир, не какая-либо материальная субстанция, а те вытекающие из направления воли соотношения
мира, которые принимают
форму материальной оплотненности и скованности.
Апатия, которой учил еще Климент Александрийский, писатель, близкий к античному стоицизму и неоплатонизму, но сохранивший античную меру, принимает в дальнейших
формах аскезы характер враждебный
миру и человеку.
Есть три
формы аскезы: аскеза страха и заслуги, аскеза освобождения от власти
мира и аскеза любви, бескорыстной любви к Богу.
Происходило аскетическое освящение самых дурных, несправедливых и рабьих
форм жизни
мира на том основании, что человеческая природа греховна и что для нее необходимы стеснения и страдания, насильственная аскеза.
Но деньги есть символ князя
мира сего, и в буржуазности социалистической этот символ, вероятно, появится в новой
форме, и человек будет вновь оцениваем по своему положению в обществе.
Я бы это выразил в такой
форме: Бог не есть Абсолютное, Бог-Творец, Бог-личность, Бог, вступающий в отношение с
миром и человеком, не может мыслиться в той совершенной отрешенности, в которой вырабатывается предельное понятие Абсолютного.
Когда говорят, что Бог есть все, человек же и
мир есть ничто, жалкая и ничтожная тварь, тождественная с грехом, то это есть
форма монофизитства и своеобразного пантеизма.
В крайних
формах восточной аскезы, для которой человек и
мир есть сплошной грех, в кальвинизме с его пафосом могущества и славы Божьей и унижения человека как существа безнадежно греховного, даже в бартианстве (Бог — все, человек — ничто) мы видим незаметный переход дуализма (трансцендентная бездна между человеком и Богом) в монизм, в пантеизм, основанный не на обоготворении человека и
мира, а на унижении человека и
мира.
Проблема новой духовности поставлена кризисом духа в
мире, который принимает
формы отрицания духа и духоборчества.
Но в этом царстве объективации духовность может как раз принимать
формы отрешенности от
мира и ухода от
мира, мировраждебная и жизневраждебная аскеза может быть коррелятивна царству объективации.
Аскеза, как уход из
мира, бывала
формой покорности
миру, мировой данности, и сопровождалась сакрализацией господствующих в
мире сил.
Духу и духовности были присвоены черты, заимствованные из объективированного
мира, в котором все принимает
формы материального принуждения.
Неточные совпадения
Не только от
мира внешнего, от
формы, он настоятельно требовал красоты, но и на
мир нравственный смотрел он не как он есть, в его наружно-дикой, суровой разладице, не как на початую от рождения
мира и неконченую работу, а как на гармоническое целое, как на готовый уже парадный строй созданных им самим идеалов, с доконченными в его уме чувствами и стремлениями, огнем, жизнью и красками.
О будущей жизни он тоже никогда не думал, в глубине души нося то унаследованное им от предков твердое, спокойное убеждение, общее всем земледельцам, что как в
мире животных и растений ничто не кончается, а постоянно переделывается от одной
формы в другую — навоз в зерно, зерно в курицу, головастик в лягушку, червяк в бабочку, желудь в дуб, так и человек не уничтожается, но только изменяется.
В
мире создается ложная
форма мистики, которую нужно разоблачать.
Эту идею
мир дохристианский знает в
форме выбрасывания вовне, на поверхность.
Величайшие подъемы духовного творчества связаны были с признанием существования иного
мира, независимо от того, в какой
форме это признавалось.