Неточные совпадения
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже
стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду, в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались, присев на задние ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги,
что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Действительно, скоро опять стали попадаться деревья, оголенные от коры (я уже знал,
что это значит), а в 200 м от них на самом берегу реки среди небольшой полянки
стояла зверовая фанза. Это была небольшая постройка с глинобитными стенами, крытая корьем. Она оказалась пустой. Это можно было заключить из того,
что вход в нее был приперт колом снаружи. Около фанзы находился маленький огородик, изрытый дикими свиньями, и слева — небольшая деревянная кумирня, обращенная как всегда лицом к югу.
Я видел,
что в него стреляют, а он
стоял во весь свой рост, махал рукой и что-то кричал корейцам.
Нечего делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне
стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы,
что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали этого. Стрелки и ругались и смеялись.
В это время подошел Олентьев и сообщил,
что хлеб куплен. Обойдя всю деревню, мы вернулись к лодке. Тем временем Дерсу изжарил на огне козлятину и согрел чай. На берег за нами прибежали деревенские ребятишки. Они
стояли в стороне и поглядывали на нас с любопытством.
Почва около берегов более или менее твердая, но
стоит только отойти немного в сторону, как сразу попадешь в болото. Среди зарослей скрываются длинные озерки. Эти озерки и кусты ивняков и ольшаников, растущие рядами, свидетельствуют о том,
что река Лефу раньше текла иначе и несколько раз меняла свое русло.
Погода нам благоприятствовала. Был один из тех теплых осенних дней, которые так часто бывают в ЮжноУссурийском крае в октябре. Небо было совершенно безоблачное, ясное; легкий ветерок тянул с запада. Такая погода часто обманчива, и нередко после нее начинают дуть холодные северо-западные ветры, и
чем дольше
стоит такая тишь, тем резче будет перемена.
На другой день мы встали рано и рано выступили в дорогу. Фанзы, которые вчера мы видели с перевала, оказались гольдскими. Местность эта называется Чжумтайза [Чжун-тай-цзы — горный ручей.],
что по-китайски означает — Горный ручей. Живущие здесь гольды принадлежали к роду Юкомика, ныне почти совершенно уничтоженному оспенными эпидемиями. Стойбища их были на Амуре, на том месте, где теперь
стоит Хабаровск.
Из его слов удалось узнать,
что по торной тропе можно выйти на реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа, на которой мы
стояли, идет сперва по речке Чау-сун [Чао-су — черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе
стояла такая жара,
что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и
чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
От множества сбившихся людей в фанзе
стояла духота, которая увеличивалась еще оттого,
что все окна в ней были завешены одеялами. Я оделся и вышел на улицу.
В горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а горный хребет, служащий водоразделом между реками Сандагоу и Сыдагоу, как будто тоже удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти до него, но вскоре я увидел,
что сегодня нам это сделать не удастся. День приближался к концу; солнце
стояло почти у самого горизонта. Нагретые за день камни сильно излучали теплоту. Только свежий ветер мог принести прохладу.
Стрелок говорил,
что ходить не
стоит, так как незнакомец сам обещал к нам прийти. Странное чувство овладело мной. Что-то неудержимо влекло меня туда, навстречу этому незнакомцу. Я взял свое ружье, крикнул собаку и быстро пошел по тропинке.
Разрушенные юрты, порубки на деревьях, пни, на которых раньше
стояли амбары, и эта строганая палочка свидетельствовали о том,
что удэгейцы были здесь год тому назад.
Если смотреть на мыс Бринера с северного берега бухты Тютихе, то кажется,
что столбы эти
стоят на песчаном перешейке.
Последние 2 дня были грозовые. Особенно сильная гроза была 23-го вечером. Уже с утра было видно,
что в природе что-то готовится: весь день сильно парило; в воздухе
стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и после полудня сгустилась настолько,
что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым. На солнце можно было смотреть невооруженным глазом: вокруг него появилась желтая корона.
Вдруг по лесу прокатился отдаленный звук выстрела. Я понял,
что это стрелял Дерсу. Только теперь я заметил,
что не одни эти олени дрались. Рев их несся отовсюду; в лесу
стоял настоящий гомон.
Уже с утра я заметил,
что в атмосфере творится что-то неладное. В воздухе
стояла мгла; небо из синего стало белесоватым; дальних гор совсем не было видно. Я указал Дерсу на это явление и стал говорить ему многое из того,
что мне было известно из метеорологии о сухой мгле.
Тропа, по которой мы шли, привела нас к лудеве длиной в 24 км, с 74 действующими ямами. Большего хищничества,
чем здесь, я никогда не видел. Рядом с фанзой
стоял на сваях сарай, целиком набитый оленьими жилами, связанными в пачки. Судя по весу одной такой пачки, тут было собрано жил, вероятно, около 700 кг. Китайцы рассказывали,
что оленьи сухожилья раза два в год отправляют во Владивосток, а оттуда в Чифу. На стенках фанзочки сушилось около сотни шкурок сивучей. Все они принадлежали молодняку.
Все эти дни
стояла хорошая и тихая погода. Было настолько тепло,
что мы шли в летних рубашках и только к вечеру одевались потеплее. Я восторгался погодой, но Дерсу не соглашался со мной.
Я полагал,
что дело окончится небольшим дождем, и, убаюканный этой мыслью, заснул. Сколько я спал, не помню. Проснулся я оттого,
что кто-то меня будил. Я открыл глаза, передо мной
стоял Мурзин.
По прямой линии до железной дороги оставалось не более 2 км, но на верстовом столбе
стояла цифра 6. Это потому,
что дорога здесь огибает большое болото. Ветром доносило свистки паровозов, и уже можно было рассмотреть станционные постройки.