Неточные совпадения
Она заросла
травой и во многих местах
была завалена буреломом.
Кровь на сухой
траве указывала, что зверь действительно
был ранен.
Здесь он имел характер расплывчатый, неясный, а далее на восток, вероятно в верховьях Даубихе и Улахе [У-ла-хэ — река, где растет много
травы у-ла, которую вкладывают в охотничью обувь.],
был высок и величествен.
На месте яркого костра лежала груда золы; огня почти не
было видно; на земле валялись порожние банки из-под консервов; там, где стояла палатка, торчали одни жерди и лежала примятая
трава.
Возвращаясь назад к биваку, я вошел в одну из фанз. Тонкие стены ее
были обмазаны глиной изнутри и снаружи. В фанзе имелось трое дверей с решетчатыми окнами, оклеенными бумагой. Соломенная четырехскатная крыша
была покрыта сетью, сплетенной из сухой
травы.
Сзади, на востоке, толпились горы: на юге
были пологие холмы, поросшие лиственным редколесьем; на севере, насколько хватал глаз, расстилалось бесконечное низменное пространство, покрытое
травой.
В густой
траве их почти не
было видно — мелькали только головы с растопыренными ушами и белые пятна около задних ног.
Заметив лодку,
выпь забилась в
траву, вытянула шею и, подняв голову кверху, замерла на месте.
Действительно, теперь
выпь нельзя уже
было заметить, окраска ее оперения и поднятый кверху клюв совершенно затерялись в
траве.
Для меня
было только одно понятно — «надо скорее резать
траву».
Пока я собирал такую охапку
травы, что ее можно
было взять в одну руку, Дерсу успевал нарезать столько, что еле обхватывал двумя руками.
Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега. Воздух
был свежий, прозрачный. Морозило. По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом
было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом
трава лежала полосами. Дерсу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил на нем мои обутки.
Зимняя обувь — те же унты, только большего размера, для того чтобы можно
было набивать их сухой
травой и надевать на теплую портянку.
Внутри дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось. Птичий пух, клочки шерсти, мелкая сухая
трава и кожа, сброшенная ужом при линянии, свидетельствовали о том, что здесь находилось его гнездо, а ближе к выходу и несколько сбоку
было гнездо шмелей.
Здесь
были шкуры зверей, оленьи панты, медвежья желчь, собольи и беличьи меха, бумажные свечи, свертки с чаем, новые топоры, плотничьи и огородные инструменты, луки, настораживаемые на зверей, охотничье копье, фитильное ружье, приспособления для носки на спине грузов, одежда, посуда, еще не бывшая в употреблении, китайская синяя даба, белая и черная материя, одеяла, новые улы, сухая
трава для обуви, веревки и тулузы [Корзины, сплетенные из прутьев и оклеенные материей, похожей на бумагу, но настолько прочной, что она не пропускает даже спирт.] с маслом.
Мое движение испугало зверька и заставило быстро скрыться в норку. По тому, как он прятался, видно
было, что опасность приучила его
быть всегда настороже и не доверяться предательской тишине леса. Затем я увидел бурундука. Эта пестренькая земляная белка, бойкая и игривая, проворно бегала по колоднику, влезала на деревья, спускалась вниз и снова пряталась в
траве. Окраска бурундука пестрая, желтая; по спине и по бокам туловища тянется 5 черных полос.
Тогда я вернулся назад и пошел в прежнем направлении. Через полчаса я увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю, кусты и стволы деревьев. Вокруг костров суетились люди. Вьючные лошади паслись на
траве; около них разложены
были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и в смущении вернулись обратно.
На другой день
было еще темно, когда я вместе с казаком Белоножкиным вышел с бивака. Скоро начало светать; лунный свет поблек; ночные тени исчезли; появились более мягкие тона. По вершинам деревьев пробежал утренний ветерок и разбудил пернатых обитателей леса. Солнышко медленно взбиралось по небу все выше и выше, и вдруг живительные лучи его брызнули из-за гор и разом осветили весь лес, кусты и
траву, обильно смоченные росой.
Оба китайца занялись работой. Они убирали сухие ветки, упавшие с деревьев, пересадили 2 каких-то куста и полили их водой. Заметив, что воды идет в питомник мало, они пустили ее побольше. Потом они стали полоть сорные
травы, но удаляли не все, а только некоторые из них, и особенно
были недовольны, когда поблизости находили элеутерококк.
В Уссурийском крае едва ли можно встретить сухие хвойные леса, то
есть такие, где под деревьями земля усеяна осыпавшейся хвоей и не растет
трава. Здесь всюду сыро, всюду мох, папоротники и мелкие осоки.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде
травы не
было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это
были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Из морского песку здесь образовались дюны, заросшие шиповником,
травою и низкорослыми дубками, похожими скорее на кустарники, чем на деревья. Там, где наружный покров дюн
был нарушен, пески пришли в движение и погребли под собой все, что встретилось на пути.
И действительно, одного такого ястреба я вспугнул из
травы, что
было очень странно, так как ноги его совсем не приспособлены к хождению по земле.
Быть может, эти хищники из опыта знали, что вид их, сидящих на сухостойных деревьях, пугает мелких птиц, тогда как, спрятавшись в
траве, они скорее могут рассчитывать на добычу.
Перед рассветом с моря потянул туман. Он медленно взбирался по седловинам в горы. Можно
было ждать дождя. Но вот взошло солнце, и туман стал рассеиваться. Такое превращение пара из состояния конденсации в состояние нагретое, невидимое, в Уссурийском крае всегда происходит очень быстро. Не успели мы согреть чай, как от морского тумана не осталось и следа; только мокрые кустарники и
трава еще свидетельствовали о недавнем его нашествии.
Некоторые кучи уже покрылись слоем земли и обросли
травой. Это
были своего рода маленькие «киекенмединги». Китайцы берут у моллюсков только одни мускулы, соединяющие створки раковин, и в сухом виде отправляют их в город. В Китае этот продукт ценится очень дорого, как лакомство.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из
травы, под которыми сушилась морская капуста. Здесь
было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали ее со дна моря, другие сушили капусту на солнце, наблюдая за тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья группа китайцев
была занята увязыванием капусты в пучки и укладкой ее под навесы.
В соседнем болоте стонала
выпь; в
траве стрекотали кузнечики…
Сразу от огня вечерний мрак мне показался темнее, чем он
был на самом деле, но через минуту глаза мои привыкли, и я стал различать тропинку. Луна только что нарождалась. Тяжелые тучи быстро неслись по небу и поминутно закрывали ее собой. Казалось, луна бежала им навстречу и точно проходила сквозь них. Все живое кругом притихло; в
траве чуть слышно стрекотали кузнечики.
При выходе из поста Ольги С.З. Балк дал мне бутылку с ромом. Ром этот я берег как лекарство и давал его стрелкам
пить с чаем в ненастные дни. Теперь в бутылке осталось только несколько капель. Чтобы не нести напрасно посуды, я вылил остатки рома в чай и кинул ее в
траву. Дерсу стремглав бросился за ней.
Чего тут только не
было: порожний мешок из-под муки, 2 старенькие рубашки, свиток тонких ремней, пучок веревок, старые унты, гильзы от ружья, пороховница, свинец, коробочка с капсулями, полотнище палатки, козья шкура, кусок кирпичного чая вместе с листовым табаком, банка из-под консервов, шило, маленький топор, жестяная коробочка, спички, кремень, огниво, трут, смолье для растопок, береста, еще какая-то баночка, кружка, маленький котелок, туземный кривой ножик, жильные нитки, 2 иголки, пустая катушка, какая-то сухая
трава, кабанья желчь, зубы и когти медведя, копытца кабарги и рысьи кости, нанизанные на веревочку 2 медные пуговицы и множество разного хлама.
Следующий день — 7 августа. Как только взошло солнце, туман начал рассеиваться, и через какие-нибудь полчаса на небе не
было ни одного облачка. Роса перед рассветом обильно смочила
траву, кусты и деревья. Дерсу не
было на биваке. Он ходил на охоту, но неудачно, и возвратился обратно как раз ко времени выступления. Мы сейчас же тронулись в путь.
Дерсу сообщил мне, что
трава эта также помогает и от укусов змей, что эту-то именно
траву и
едят собаки.
Надо все время упираться ногой в камни, в бурелом, в основание куста, в кочку, обросшую
травой, и т.д. При подъеме на гору это не опасно, но при спуске всегда надо
быть осторожным. В таких случаях легко сорваться с кручи и полететь вниз головой.
Там, где морская
трава чередовалась с полосками песка, можно
было видеть уссурийских зуйков.
От костра столбом подымался кверху дым; красный свет прыгал по земле неровными пятнами и освещал кукурузу,
траву, камни и все, что
было поблизости.
Ночи сделались значительно холоднее. Наступило самое хорошее время года. Зато для лошадей в другом отношении стало хуже.
Трава, которой они главным образом кормились в пути, начала подсыхать. За неимением овса изредка, где
были фанзы, казаки покупали
буду и понемногу подкармливали их утром перед походом и вечером на биваках.
Недолго длилась наша беседа. Утренний отдых в фанзе
был недостаточен. Организм требовал еще сна. Положив в огонь старых дров, чтобы они дольше горели, мы легли на
траву и крепко заснули.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли,
было море огня. Тут все горело: сухая
трава, опавшая листва и валежник; слышно
было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
15-го октября
был последний день наших сборов. Из муки мы напекли лепешек, насушили мяса. Предусмотрено
было все, не забыта
была даже сухая
трава для обуви.
До вечера еще
было много времени, и потому мы с Дерсу взяли свои винтовки и пошли на разведки. Осенью, во время ненастья, лес имеет особенно унылый вид. Голые стволы деревьев, окутанные холодным туманом, пожелтевшая
трава, опавшая на землю листва и дряблые потемневшие папоротники указывали, что наступили уже сумерки года. Приближалась зима.
Взошла луна. Ясная ночь глядела с неба на землю. Свет месяца пробирался в глубину темного леса и ложился по сухой
траве длинными полосами. На земле, на небе и всюду кругом
было спокойно, и ничто не предвещало непогоды. Сидя у огня, мы попивали горячий чай и подтрунивали над гольдом.
Юрта
была сложена из кедрового корья и прикрыта сухой
травой.