Неточные совпадения
От зверовой фанзы река Лефу начала понемногу загибать к северо-востоку. Пройдя еще 6 км, мы
подошли к земледельческим фанзам, расположенным на правом берегу реки, у подножия высокой горы, которую китайцы называют Тудинза [Ту-дин-цзы — земляная вершина.].
В это время
подошел Олентьев и сообщил, что хлеб куплен. Обойдя всю деревню, мы вернулись к лодке.
Тем временем Дерсу изжарил на огне козлятину и согрел чай. На берег за нами прибежали деревенские ребятишки. Они стояли в стороне и поглядывали на нас с любопытством.
Мы плыли по главному руслу и только в случае крайней нужды сворачивали в сторону, с
тем чтобы при первой же возможности выйти на реку снова. Протоки эти, заросшие лозой и камышами, совершенно скрывали нашу лодку. Мы плыли тихо и нередко
подходили к птицам ближе, чем на ружейный выстрел. Иногда мы задерживались нарочно и подолгу рассматривали их.
Мы бросились в другую сторону и вскоре опять
подошли к
тому же зыбучему болоту.
К трем часам дня отряд наш стал
подходить к реке Уссури. Опытный глаз сразу заметил бы, что это первый поход. Лошади сильно растянулись, с них
то и дело съезжали седла, расстегивались подпруги, люди часто останавливались и переобувались. Кому много приходилось путешествовать,
тот знает, что это в порядке вещей. С каждым днем эти остановки делаются реже, постепенно все налаживается, и дальнейшие передвижения происходят уже ровно и без заминок. Тут тоже нужен опыт каждого человека в отдельности.
С рассветом казалось, что день будет пасмурный и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели
то, что искали. В 5 км от нас река собирала в себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность
подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота и спуститься в долину около горы Кабарги.
Через несколько минут мы
подошли к реке и на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на
той стороне их ждет обильный корм. Они сами вошли в воду и переплыли на другую сторону реки.
После
того как раковины просохли, китайцы осторожно ножами отделили жемчужины от створок и убрали их в маленькие кожаные мешочки. Пока я был у тазов и смотрел, как китайцы ловят жемчуг, незаметно
подошел вечер. В нашей фанзе зажгли огонь.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я
подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи.
Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в лесу еще не было,
то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о
том, что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и сушит, а к вечеру уносит обратно в свою норку.
Я узнал огромный кедр, у которого останавливался, перешел через ручей по знакомому мне поваленному дереву, миновал каменную осыпь и незаметно
подошел к
тому колоднику, на котором бурундук сушил свои запасы.
Казалось, что чем ближе
подходить к водоразделу,
тем характер горной страны должен быть выражен интенсивнее.
Предоставив им заниматься своим делом, я пошел побродить по тайге. Опасаясь заблудиться, я направился по течению воды, с
тем чтобы назад вернуться по
тому же ручью. Когда я возвратился на женьшеневую плантацию, китайцы уже окончили свою работу и ждали меня. К фанзе мы
подошли с другой стороны, из чего я заключил, что назад мы шли другой дорогой.
Чем ближе мы
подходили к хребту,
тем лес становился все гуще,
тем больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но ветви его расположены, как у лиственного дерева.
Птички эти доверчиво подпускали к себе человека и только в
том случае, когда я уж очень близко к ним
подходил, улетали, не торопясь.
На половине пути между селом Пермским и постом Ольги с левой стороны высится скала, называемая местными жителями Чертовым утесом. Еще 15 минут ходу, и вы
подходите к морю. Читатель поймет
то радостное настроение, которое нас охватило. Мы сели на камни и с наслаждением стали смотреть, как бьются волны о берег.
Его больше всего смутила
та осторожность, с которой я приближался, и в особенности
то, что я не
подошел прямо к огню, а остановился в отдалении.
Я поднял его, посадил и стал расспрашивать, как могло случиться, что он оказался между мной и кабанами. Оказалось, что кабанов он заметил со мной одновременно. Прирожденная охотничья страсть тотчас в нем заговорила. Он вскочил и бросился за животными. А так как я двигался по круговой тропе, а дикие свиньи шли прямо,
то, следуя за ними, Дерсу скоро обогнал меня. Куртка его по цвету удивительно
подходила к цвету шерсти кабана. Дерсу в это время пробирался по чаще согнувшись. Я принял его за зверя и выстрелил.
Дерсу ужасно ругал китайцев за
то, что они, бросив лудеву, не позаботились завалить ямы землей. Через час мы
подошли к знакомой нам Лудевой фанзе. Дерсу совсем оправился и хотел было сам идти разрушить лудеву, но я посоветовал ему остаться и отдохнуть до завтра. После обеда я предложил всем китайцам стать на работу и приказал казакам следить за
тем, чтобы все ямы были уничтожены.
Чем ближе я
подходил к опасному месту,
тем становилось страшнее.
Вдруг какие-то странные звуки, похожие на хриплый и протяжный лай, донесло до нас ветром снизу. Я тихонько
подошел к краю обрыва, и
то, что увидел, было удивительно интересно.
После принятия в себя Арму Иман вдруг суживается и течет без протоков в виде одного русла шириной от 80 до 100 м, отчего быстрота течения его значительно увеличивается. Здесь горы
подходят вплотную к реке и теснят ее
то с одной,
то с другой стороны. На всем этом протяжении преобладающая горная порода — все
те же глинистые сланцы.
Странное дело, чем ближе мы
подходили к Уссури,
тем самочувствие становилось хуже. Котомки наши были почти пустые, но нести их было тяжелее, чем наполненные в начале дороги. Лямки до
того нарезали плечи, что дотронуться до них было больно. От напряжения болела голова, появилась слабость.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны
подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который
подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Люлюков. Имею честь поздравить, Анна Андреевна! (
Подходит к ручке и потом, обратившись к зрителям, щелкает языком с видом удальства.)Марья Антоновна! Имею честь поздравить. (
Подходит к ее ручке и обращается к зрителям с
тем же удальством.)
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя, что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней
подошли гуськом: // «Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с
той поры… // Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость ли? // Вам тоже надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
Поля совсем затоплены, // Навоз возить — дороги нет, // А время уж не раннее — //
Подходит месяц май!» // Нелюбо и на старые, // Больней
того на новые // Деревни им глядеть.