Неточные совпадения
С
первого же взгляда я узнал маньчжурскую пантеру, называемую местными жителями барсом. Этот великолепный представитель кошачьих был из числа крупных. Длина его тела от носа до корня хвоста равнялась 1,4 м. Шкура пантеры, ржаво-желтая по бокам и
на спине и белая
на брюхе, была покрыта черными пятнами, причем пятна эти располагались рядами, как полосы у тигра. С боков,
на лапах и
на голове они были сплошные и мелкие, а
на шее, спине и хвосте — крупные, кольцевые.
Во-первых,
на тропе нигде не было видно конских следов, во-вторых, по сторонам она не была очищена от ветвей; наши лошади пробирались с трудом и все время задевали вьюками за деревья.
Как только начала заниматься заря, пернатое царство поднялось
на воздух и с шумом и гамом снова понеслось к югу.
Первыми снялись гуси, за ними пошли лебеди, потом утки, и уже последними тронулись остальные перелетные птицы. Сначала они низко летели над землей, но по мере того как становилось светлее, поднимались все выше и выше.
Мы плыли по главному руслу и только в случае крайней нужды сворачивали в сторону, с тем чтобы при
первой же возможности выйти
на реку снова. Протоки эти, заросшие лозой и камышами, совершенно скрывали нашу лодку. Мы плыли тихо и нередко подходили к птицам ближе, чем
на ружейный выстрел. Иногда мы задерживались нарочно и подолгу рассматривали их.
На следующее утро
первое, что я вспомнил, — это то, что Дерсу должен уйти от нас. Напившись чаю, я поблагодарил хозяев и вышел
на улицу.
В день выступления, 19 мая, мы все встали рано, но выступили поздно. Это вполне естественно.
Первые сборы всегда затягиваются. Дальше в пути все привыкают к известному порядку, каждый знает своего коня, свой вьюк, какие у него должны быть вещи, что сперва надо укладывать, что после, какие предметы бывают нужны в дороге и какие
на биваке.
Перед вечером
первый раз появилась мошка. Местные старожилы называют ее гнусом. Уссурийская мошка — истинный бич тайги. После ее укуса сразу открывается кровоточивая ранка. Она ужасно зудит, и, чем больше расчесывать ее, тем зуд становится сильнее. Когда мошки много, ни
на минуту нельзя снять сетку с лица. Мошка слепит глаза, забивается в волосы, уши, забивается в рукава и нестерпимо кусает шею. Лицо опухает, как при рожистом воспалении.
Она перелетала с одного места
на другое и так же, как и
первый дятел, пряталась за деревья.
Но надо отличать зверопромышленника от промышленника. Насколько
первый в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник идет в тайгу не для охоты, а вообще «
на промысел». Кроме ружья, он имеет при себе саперную лопату и сумочку с кислотами. Он ищет золото, но при случае не прочь поохотиться за «косачами» (китайцами) и за «лебедями» (корейцами), не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо ее за оленину.
Раздался общий смех. Оказалось, что не он один, все не спали, но никому
первому не хотелось вставать и раскладывать дымокуры. Минуты через две разгорелся костер. Стрелки смеялись друг над другом, опять охали и ругались. Мало-помалу
на биваке стала водворяться тишина. Миллионы комаров и мошек облепили мой комарник. Под жужжание их я начал дремать и вскоре уснул крепким сном.
Геология долины Синанцы очень проста. Это тектоническая долина, идущая сначала с юго-запада, а потом поворачивающая
на север вдоль Сихотэ-Алиня. По среднему течению реки (с левой стороны) в местности Идагоуза [И-да-фоу-цзы — долина
первой дороги.] встречаются осыпи из мелкозернистого гранита, а ниже фельзитовый порфирит, разложившийся апплит и миндалевидный диабаз с кальцитом и халцедоном.
На головах у того и другого были шляпы: у
первого — соломенная покупная, у второго — берестяная самодельная.
Читатель ошибется, если вообразит себе женьшеневую плантацию в виде поляны,
на которой посеяны растения. Место, где найдено было в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни.
Первое, что я увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась вода.
Сегодня
первый раз приказано было сократить выдачу буды наполовину. Но и при этом расчете продовольствия могло хватить только
на 2 суток. Если по ту сторону Сихотэ-Алиня мы не сразу найдем жилые места, придется голодать. По словам китайцев, раньше в истоках Вай-Фудзина была зверовая фанза, но теперь они не знают, существует она или нет.
Чужое продовольствие в тайге трогать нельзя. Только в случае крайнего голода можно им воспользоваться, но при непременном условии, чтобы из
первых же земледельческих фанз взятое было доставлено обратно
на место. Тот, кто не исполнит этого обычая, считается грабителем и подвергается жестокому наказанию. Действительно, кража продовольствия в зверовой фанзе принуждает соболевщика раньше времени уйти из тайги, а иногда может поставить его прямо-таки в безвыходное положение.
По
первой лежит путь
на Ли-Фудзин, к местности Сяень-Лаза [Сянь-ян-ла-цзы — скала, обращенная к солнцу.].
Первая птица весьма похожа
на куропатку и держится по долинам рек в местах равнинных.
В 1906 году в деревне этой жило всего только 4 семьи. Жители ее были
первыми переселенцами из России. Какой-то особенный отпечаток носила
на себе эта деревушка. Старенькие, но чистенькие домики глядели уютно; крестьяне были веселые, добродушные. Они нас приветливо встретили.
Они рассказывали о том, сколько бедствий им пришлось претерпеть
на чужой земле в
первые годы переселения.
Но и
на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине;
первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать
на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в день. Расчет производили раз в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять
на себе в котомках.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не делали. В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел
на судно.
На другой день
на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
Первая моя экскурсия в окрестностях залива Ольги была
на гору Крестовую.
Обыкновенно после
первого пала остаются сухостои, второй пожар подтачивает их у корня, они падают
на землю и горят, пока их не зальет дождем.
Залезть
на дерево! Эта глупая мысль всегда
первой приходит в голову заблудившемуся путнику. Я сейчас же отогнал ее прочь. Действительно,
на дереве было бы еще холоднее, и от неудобного положения стали бы затекать ноги. Зарыться в листья! Это не спасло бы меня от дождя, но, кроме того, легко простудиться. Как я ругал себя за то, что не взял с собой спичек. Я мысленно дал себе слово
на будущее время не отлучаться без них от бивака даже
на несколько метров.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны. По этому ключу идет тропа
на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи.
Первые разбросаны по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам реки.
Первыми китайцами, появившимися в уссурийской тайге, были искатели женьшеня. Вместе с ними пришел сюда и он, Кинь Чжу.
На Тадушу он заболел и остался у удэгейцев (тазов), потом женился
на женщине их племени и прожил с тазами до глубокой старости.
С
первого же раза стрелки поняли, что мы с Дерсу старые знакомые. Он повесил свое ружье
на дерево и тоже принялся меня рассматривать. По выражению его глаз, по улыбке, которая играла
на его губах, я видел, что и он доволен нашей встречей.
Подъем
на Сихотэ-Алинь крутой около гребня. Самый перевал представляет собой широкую седловину, заболоченную и покрытую выгоревшим лесом. Абсолютная высота его равняется 480 м. Его следовало бы назвать именем М. Венюкова. Он прошел здесь в 1857 году, а следом за ним, как по проторенной дорожке, пошли и другие. Вечная слава
первому исследователю Уссурийского края!
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись
на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в
первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
Не доходя 10 км до перевала, тропа делится
на две. Одна идет
на восток, другая поворачивает к югу. Если идти по
первой, то можно выйти
на реку Динзахе, вторая приведет
на Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега
на другой.
Через 10 минут подошли вьюки.
Первое, что я сделал, — это смазал ушиб раствором йода, затем освободил одну лошадь, а груз разложил по другим коням.
На освободившееся седло мы посадили Дерсу и пошли дальше от этого проклятого места.
Я решил остановиться
на ночлег. Раненого мы перенесли
на руках в фанзу и положили
на кан. Я старался окружить его самым заботливым уходом.
Первым долгом я положил ему согревающий компресс
на спину, для чего разорвал
на полосы один комарник.
Первым большим притоком Динзахе с правой стороны будет Канхеза. По ней можно выйти
на реку Вангоу. В этот день мы прошли сравнительно немного и
на ночь остановились в густом лесу около брошенной зверовой фанзы.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их от человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково
первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи,
на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь и наблюдали птиц.
Первая приведет
на Ното, вторая —
на Тютихе, куда именно я и направлял свой путь.
Подкрепив свои силы едой, мы с Дерсу отправились вперед, а лошади остались сзади. Теперь наша дорога стала подыматься куда-то в гору. Я думал, что Тютихе протекает здесь по ущелью и потому тропа обходит опасное место. Однако я заметил, что это была не та тропа, по которой мы шли раньше. Во-первых,
на ней не было конных следов, а во-вторых, она шла вверх по ручью, в чем я убедился, как только увидел воду. Тогда мы решили повернуть назад и идти напрямик к реке в надежде, что где-нибудь пересечем свою дорогу.
С западной стороны в него впадает река Сеохобе (то есть Река
первого снега), почему-то названная
на морских картах Ядихой. Местность между озерами сильно заболочена. Только один вал из песка и гальки отделяет их от моря. Здесь мы видим опять исчезнувшую бухту. Когда-то залив этот был много длиннее и загибался
на север.
Пока казаки ставили палатку и таскали дрова, я успел сбегать
на охоту. Птицы
первый раз подпустили меня близко. Я убил четырех и воротился назад.
Около таких лагун всегда держится много птиц. Одни из них были
на берегу моря, другие предпочитали держаться в заводях реки. Среди
первых я заметил тихоокеанских чернозобиков. Судя по времени, это были, вероятно, отсталые птицы.
И точно в ответ
на его слова в горах послышался шум, потом налетел сильный порыв ветра с той стороны, откуда мы его не ожидали. Дрова разгорелись ярким пламенем. Вслед за
первым порывом налетел второй, потом третий, пятый, десятый, и каждый порыв был продолжительнее предыдущего. Хорошо, что палатки наши были крепко привязаны, иначе их сорвало бы ветром.
Выбравшись
на берег,
первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем до фанзы Сехозегоуза. Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
Голод сильно мучил людей. Тоскливо сидели казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о том, не заблудились ли мы, правильно ли мы идем. Но он сам был в этих местах
первый раз, и все его соображения основывались лишь
на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод, казаки легли раньше спать. Я тоже лег, но мне не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.
Через четверть часа мы подходили к поселку. Я никогда не уставал так, как в этот день. Дойдя до
первой фанзы, мы вошли в нее и не раздеваясь легли
на кан.
Первый вопрос, который они задали мне, был такой: почему я ночевал в доме Ли Тан-куя? Я ответил им и в свою очередь спросил их, почему они так враждебно ко мне относятся. Удэгейцы ответил и, что давно ждали меня и вдруг узнали, что я пришел и остановился у китайцев
на Сянь-ши-хеза.
Я объяснил им, что мне ничего не было известно из того, что случилось
на Имане, и что, придя в Сянь-ши-хеза, я до того был утомлен и голоден, что не разбирая воспользовался
первой попавшейся мне фанзой.