Неточные совпадения
К 1917 году рукописи были готовы. Еще в черновом виде они ходили по рукам моих
друзей и знакомых, в числе которых было немало педагогов.
Одна идет к юго-западу
и образует хребет Богатую Гриву, протянувшийся вдоль всего полуострова Муравьева-Амурского, а
другая ветвь направляется к югу
и сливается с высокой грядой, служащей водоразделом между реками Даубихе
и Сучаном [Су-чан — площадь, засеваемая растением су-цзы, из которого добывают так называемое травяное масло.].
Село Шкотово находится около устья реки Цимухе, на правом берегу. Основание его относится к 1864 году. В 1868 году его сожгли хунхузы, но на
другой год оно возродилось снова [Д.Н. Мушкетов. Геологическое описание района Сучанской ж. д., 1910 г.]. Пржевальский в 1870 году в нем насчитал 6 дворов
и 34 души обоего пола [Н.М. Пржевальский. Путешествие по Уссурийскому краю, 1869 г., стр. 135–136.]. Я застал Шкотово довольно большим селом [В 1902 г. в селении насчитывалось 88 семейств.].
Старожилы рассказывают, что во время ссор враги старались проникнуть
друг к
другу в дом
и перебить стеклянную посуду.
От Шкотова вверх по долине Цимухе сначала идет проселочная дорога, которая после села Новороссийского сразу переходит в тропу. По этой тропе можно выйти
и на Сучан,
и на реку Кангоузу [Сан — разлившееся озеро.], к селу Новонежину. Дорога несколько раз переходит с одного берега реки на
другой,
и это является причиной, почему во время половодья сообщение по ней прекращается.
Он упал на дерево
и повис на нем так, что голова
и передние лапы свесились по одну сторону, а задняя часть тела — по
другую.
На
другой день мы продолжали наш путь. Долина суживалась,
и идти становилось труднее. Мы шли целиной
и только заботились о том, чтобы поменьше кружить.
Они плотно прижались
друг к
другу и, прикрывшись шинелями, заснули как убитые.
Пока он ел, я продолжал его рассматривать. У его пояса висел охотничий нож. Очевидно, это был охотник. Руки его были загрубелые, исцарапанные. Такие же, но еще более глубокие царапины лежали на лице: одна на лбу, а
другая на щеке около уха. Незнакомец снял повязку,
и я увидел, что голова его покрыта густыми русыми волосами; они росли в беспорядке
и свешивались по сторонам длинными прядями.
Вскоре бивак наш опять ожил; заговорили люди, очнулись от оцепенения лошади, заверещала в стороне пищуха, ниже по оврагу ей стала вторить
другая; послышался крик дятла
и трещоточная музыка желны.
Ущелье, по которому мы шли, было длинное
и извилистое. Справа
и слева к нему подходили
другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире
и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди
и все время внимательно смотрел под ноги. Порой он нагибался к земле
и разбирал листву руками.
На
другой день, когда я проснулся, все люди были уже на ногах. Я отдал приказание седлать лошадей
и, пока стрелки возились с вьюками, успел приготовить планшет
и пошел вперед вместе с гольдом.
Одна была та, по которой мы пришли,
другая вела в горы на восток,
и третья направлялась на запад.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался
и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались
и один гонял
другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не замечал следов, а если видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
На востоке высился высокий водораздел между бассейном Лефу
и водами, текущими в Даубихе.
Другой горный хребет тянулся с востока на запад
и служил границей между Лефу
и рекой Майхе. На юго-востоке, там, где оба эти хребта сходились вместе, высилась куполообразная гора Да-дянь-шань.
Я долго не мог уснуть. Всю ночь мне мерещилась кабанья морда с раздутыми ноздрями. Ничего
другого, кроме этих ноздрей, я не видел. Они казались мне маленькими точками. Потом вдруг увеличивались в размерах. Это была уже не голова кабана, а гора
и ноздри — пещеры,
и будто в пещерах опять кабаны с такими же дыроватыми мордами.
Почему-то запомнились одно дерево, которое ничем не отличалось от
других деревьев, муравейник, пожелтевший лист, один вид мха
и т.д.
Вдруг в ближайшей фанзе раздался крик,
и вслед за тем из окна ее грянул выстрел, потом
другой, третий,
и через несколько минут стрельба поднялась по всей деревне.
На
другой день была назначена дневка. Я велел людям осмотреть седла, просушить то, что промокло,
и почистить винтовки. Дождь перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи; выглянуло солнце.
Около
другой фанзы сидел старик
и крутил нитки.
Корейцы живут хуторами. Фанзы их разбросаны на значительном расстоянии
друг от
друга,
и каждая находится в середине своих полей
и огородов. Вот почему небольшая корейская деревня сплошь
и рядом занимает пространство в несколько квадратных километров.
В одной половине фанзы, где находятся каны, помещаются люди, в
другой, с земляным полом, — куры, лошади
и рогатый скот.
В одной комнате помещаются женщины с детьми, в
других — мужчины
и гости.
Когда я возвращался назад, уже смеркалось. Вода в реке казалась черной,
и на спокойной поверхности ее отражались пламя костра
и мигающие на небе звезды. Около огня сидели стрелки: один что-то рассказывал,
другие смеялись.
На
другой день чуть свет мы все были уже на ногах. Ночью наши лошади, не найдя корма на корейских пашнях, ушли к горам на отаву. Пока их разыскивали, артельщик приготовил чай
и сварил кашу. Когда стрелки вернулись с конями, я успел закончить свои работы. В 8 часов утра мы выступили в путь.
От описанного села Казакевичево [Село Казакевичево основано в 1872 году.] по долине реки Лефу есть 2 дороги. Одна из них, кружная, идет на село Ивановское,
другая, малохоженая
и местами болотистая, идет по левому берегу реки. Мы выбрали последнюю. Чем дальше, тем долина все более
и более принимала характер луговой.
На
другое утро я взял с собой Олентьева
и стрелка Марченко, а остальных отправил в село Черниговку с приказанием дожидаться там моего возвращения.
Миловидные рыжевато-пестрые птички эти все время прятались в зарослях, потом выскакивали вдруг где-нибудь с
другой стороны
и скрывались снова под сухой травой.
Мы оставили ее
и, перейдя через болотце, вышли к
другой узкой, но очень глубокой протоке.
Мы бросились в
другую сторону
и вскоре опять подошли к тому же зыбучему болоту.
И, как бы желая перевести разговор на
другую тему, он сказал...
Олентьев
и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье
и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра
и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал в болото
и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул
и сбросил с себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра
и разносил искры по полю. По
другую сторону огня спал Дерсу.
Ночь была хотя
и темная, но благодаря выпавшему снегу можно было кое-что рассмотреть. Во всех избах топились печи. Беловатый дым струйками выходил из труб
и спокойно подымался кверху. Вся деревня курилась. Из окон домов свет выходил на улицу
и освещал сугробы. В
другой стороне, «на задах», около ручья, виднелся огонь. Я догадался, что это бивак Дерсу,
и направился прямо туда. Гольд сидел у костра
и о чем-то думал.
Но они забывают про дожди, гнус [Так сибиряки называют комаров
и мошек.], голодовки
и множество
других лишений, которым постоянно подвергается всякий путешественник, как только он минует селения
и углубится в лесную пустыню.
Вьюками были брезентовые мешки
и походные ящики, обитые кожей
и окрашенные масляной краской. Такие ящики удобно переносимы на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках
и на нартах. Они служили нам
и для сидений
и столами. Если не мешать имущество в ящиках
и не перекладывать его с одного места на
другое, то очень скоро запоминаешь, где что лежит,
и в случае нужды расседлываешь ту лошадь, которая несет искомый груз.
Из животных, кроме лошадей, в отряде еще были две собаки: одна моя — Альпа,
другая командная — Леший, крупная зверовая, по складу
и по окраске напоминающая волка.
На
другой день мы доехали до станции Шмаковка. Отсюда должно было начаться путешествие. Ночью дождь перестал,
и погода немного разгулялась. Солнце ярко светило. Смоченная водой листва блестела, как лакированная. От земли подымался пар… Стрелки встретили нас
и указали нам квартиру.
Благодаря тому, что кругом было очень сыро, релки сделались местом пристанища для различного рода мелких животных. На одной из них я видел 2 ужей
и 1 копьеголовую ядовитую змею. На
другой релке, точно сговорившись, собрались грызуны
и насекомоядные: красные полевки, мышки-экономки
и уссурийские землеройки.
Лошади уже отабунились, они не лягались
и не кусали
друг друга. В поводу надо было вести только первого коня, а прочие шли следом сами. Каждый из стрелков по очереди шел сзади
и подгонял тех лошадей, которые сворачивали в сторону или отставали.
Перебираясь с одной релки на
другую и обходя болотины, мы вскоре достигли леса, растущего на берегу реки.
Та к как одни лошади были сильнее,
другие слабее
и плыли медленнее, то естественно, что весь табун растянулся по реке.
Вечером стрелки
и казаки сидели у костра
и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа тому назад они бились в болоте, измученные
и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем дне
и жили только настоящим. А в стороне, у
другого костра,
другая группа людей рассматривала карты
и обсуждала дальнейшие маршруты.
Немедленно на биваке появились пчелы — одна,
другая, третья,
и так несколько штук.
Одни пчелы прилетали, а
другие с ношей торопились вернуться
и вновь набрать меду.
В это время
другой стрелок подбежал
и схватил его руками.
Стрелки кричали
и наперерыв старались рассказать
друг другу, кто
и как увидел зайца, как он бежал
и каким образом его поймали.
Уж как только стрелки не крестили зайца, как только не острили над ним
и в 10 раз рассказывали
друг другу о его поимке!
На
другой день мы встали рано
и рано выступили в дорогу. Фанзы, которые вчера мы видели с перевала, оказались гольдскими. Местность эта называется Чжумтайза [Чжун-тай-цзы — горный ручей.], что по-китайски означает — Горный ручей. Живущие здесь гольды принадлежали к роду Юкомика, ныне почти совершенно уничтоженному оспенными эпидемиями. Стойбища их были на Амуре, на том месте, где теперь стоит Хабаровск.
От гольдских фанз шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе,
и вел на Ното,
другой шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза
и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через реку
и по долине Хуанихезы выйти к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Одни только лягушки как будто радовались непогоде
и наперерыв старались перекричать
друг друга.