Неточные совпадения
Убитое животное
сделало еще несколько конвульсивных движений и начало грызть землю. В
это время центр тяжести переместился, оно медленно подалось вперед и грузно свалилось к ногам охотника.
Часа два шли мы по
этой тропе. Мало-помалу хвойный лес начал заменяться смешанным. Все чаще и чаще стали попадаться тополь, клен, осина, береза и липа. Я хотел было
сделать второй привал, но Дерсу посоветовал пройти еще немного.
Я думал, что он хочет его спалить, и начал отговаривать от
этой затеи. Но вместо ответа он попросил у меня щепотку соли и горсть рису. Меня заинтересовало, что он хочет с ними
делать, и я приказал дать просимое. Гольд тщательно обернул берестой спички, отдельно в бересту завернул соль и рис и повесил все
это в балагане. Затем он поправил снаружи корье и стал собираться.
Делали они
это не из озорства, а так просто, ради забавы, и я никогда их не останавливал.
Близ земледельческих фанз река Лефу
делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы река Лефу принимает в себя еще один приток — реку Отрадную. По
этой последней идет вьючная тропа на Майхе.
Нечего
делать, надо было становиться биваком. Мы разложили костры на берегу реки и начали ставить палатки. В стороне стояла старая развалившаяся фанза, а рядом с ней были сложены груды дров, заготовленных корейцами на зиму. В деревне стрельба долго еще не прекращалась. Те фанзы, что были в стороне, отстреливались всю ночь. От кого? Корейцы и сами не знали
этого. Стрелки и ругались и смеялись.
Делала она
это медленно, высоко поднимала ковш кверху и лила воду как-то странно — через руку в правую сторону.
Это, вероятно, ему удалось бы
сделать, если бы Загурский не выстрелил из ружья.
Паначев рассказывал, что расстояние от Загорной до Кокшаровки он налегке проходил в один день. Правда, один день он считал от рассвета до сумерек. А так как мы шли с вьюками довольно медленно, то рассчитывали
этот путь
сделать в 2 суток, с одной только ночевкой в лесу.
Путевые записки необходимо
делать безотлагательно на месте наблюдения. Если
этого не
сделать, то новые картины, новые впечатления заслоняют старые образы, и виденное забывается.
Эти путевые заметки можно
делать на краях планшета или в особой записной книжке, которая всегда должна быть под рукой. Вечером сокращенные записки подробно заносятся в дневники.
Этого тоже никогда не следует откладывать на завтра. Завтра будет своя работа.
К полудню отряд наш дошел до того места, где долина
делает крутой поворот на север. Пройдя в
этом направлении 3 км, она снова поворачивает к востоку.
В
это время можно много
сделать и много пройти.
В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но самое неприятное —
это встреча с человеком. Зверь спасается от человека бегством, если же он и бросается, то только тогда, когда его преследуют. В таких случаях и охотник и зверь — каждый знает, что надо
делать. Другое дело человек. В тайге один бог свидетель, и потому обычай выработал особую сноровку. Человек, завидевший другого человека, прежде всего должен спрятаться и приготовить винтовку.
Меня
эта картина очень заинтересовала. Я подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи. Та к как ни грибов, ни кедровых орехов в лесу еще не было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о том, что бурундук
делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и сушит, а к вечеру уносит обратно в свою норку.
Дойдя до места, старик опустился на колени, сложил руки ладонями вместе, приложил их ко лбу и дважды
сделал земной поклон. Он что-то говорил про себя, вероятно, молился. Затем он встал, опять приложил руки к голове и после
этого принялся за работу. Молодой китаец в
это время развешивал на дереве красные тряпицы с иероглифическими письменами.
Лошади сильно истомились: они еле передвигали ноги и шатались. Пришлось
сделать привал. Воспользовавшись
этим, я поднялся на небольшую сопку, чтобы ориентироваться.
Общее направление реки Вай-Фудзина юго-восточное. В одном месте она
делает излом к югу, но затем выпрямляется вновь и уже сохраняет
это направление до самого моря. На западе ясно виднелся Сихотэ-Алинь. Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые острые вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам. Время и вода
сделали свое дело.
Вчера мы до того были утомлены, что далее не осмотрелись как следует, было не до наблюдений. Только сегодня, после сытного завтрака, я решил
сделать прогулку по окрестностям. В средней части долина реки Аввакумовки шириной около 0,5 км. С правой стороны ее тянутся двойные террасы, с левой — скалистые сопки, состоящие из трахитов, конгломератов и брекчий. Около террас можно видеть длинное болото.
Это место, где раньше проходила река. Во время какого-то большого наводнения она проложила себе новое русло.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не
делали. В
это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой день на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
Река Сыдагоу длиною 60 км. В верхней половине она течет параллельно Вай-Фудзину, затем поворачивает к востоку и впадает в него против села Пермского. Мы вышли как раз к тому месту, где Сыдагоу
делает поворот. Река
эта очень каменистая и порожистая. Пермцы пробовали было по ней сплавлять лес, но он так сильно обивался о камни, что пришлось бросить
это дело. Нижняя часть долины, где проходит почтовый тракт, открытая и удобная для земледелия, средняя — лесистая, а верхняя — голая и каменистая.
В горах расстояния очень обманчивы. Мы шли целый день, а горный хребет, служащий водоразделом между реками Сандагоу и Сыдагоу, как будто тоже удалялся от нас. Мне очень хотелось дойти до него, но вскоре я увидел, что сегодня нам
это сделать не удастся. День приближался к концу; солнце стояло почти у самого горизонта. Нагретые за день камни сильно излучали теплоту. Только свежий ветер мог принести прохладу.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что
делал за
эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он пошел на Тадушу.
Я хотел было
сделать привал и варить чай, но Дерсу посоветовал поправить одну седловку и идти дальше. Он говорил, что где-то недалеко в
этих местах есть охотничий балаган. Та м он полагал остановиться биваком. Подумав немного, я согласился.
На биваке Дерсу проявлял всегда удивительную энергию. Он бегал от одного дерева к другому, снимал бересту, рубил жерди и сошки, ставил палатку, сушил свою и чужую одежду и старался разложить огонь так, чтобы внутри балагана можно было сидеть и не страдать от дыма глазами. Я всегда удивлялся, как успевал
этот уже старый человек
делать сразу несколько дел. Мы давно уже разулись и отдыхали, а Дерсу все еще хлопотал около балагана.
Жуткое чувство сразу всколыхнуло мое сердце. Я хотел бы передать, что я почувствовал, но едва ли я сумею
это сделать.
Это мог
сделать только сам хозяин.
Обыкновенно в
этих местах река
делает поворот.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На
этот день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я
делал записи в свой дневник.
В
этом месте хребет Сихотэ-Алинь
делает небольшой излом к морю, а затем опять поворачивает на северо-восток.
Через 10 минут подошли вьюки. Первое, что я
сделал, —
это смазал ушиб раствором йода, затем освободил одну лошадь, а груз разложил по другим коням. На освободившееся седло мы посадили Дерсу и пошли дальше от
этого проклятого места.
За
этот переход все сильно устали. На несчастье, я сильно натер пятку. Надо было всем отдохнуть, поэтому я решил
сделать дневку и дождаться возвращения Г.И. Гранатмана и А.И. Мерзлякова.
Он постоянно посылал разведчиков то на реку Иодзыхе, то на берег моря, то по тропе на север. Вечером он
делал сводки
этим разведкам и сообщал их мне ежедневно. Чжан Бао вел большую корреспонденцию. Каждый почти день прибегал к нему нарочный и приносил письма.
В нижнем течении река Дунца [Левый приток реки Санхобе.] течет в меридиональном направлении до тех пор, пока не встретит реку Сицу. Тут она
делает петлю и огибает небольшой горный отрог, имеющий пологие склоны к реке Санхобе и крутые — к реке Дунце. Через
этот самый отрог нам и надлежало перейти.
Наблюдая все
это, я горел негодованием. Но что могли
сделать мы вшестером, находясь среди хорошо вооруженных людей? Я обещал помочь удэгейцам тотчас, как только возвращусь в Хабаровск.
Я заметил, что в
этих местах снега было гораздо больше, чем на реке Кулумбе. Глубина его местами доходила почти до колен. Идти по такому снегу было трудно. В течение часа удавалось
сделать 2 км, не больше.
Через несколько минут мы сидели у огня, ели рыбу и пили чай. За
этот день я так устал, что едва мог
сделать в дневнике необходимые записи. Я просил удэгейцев не гасить ночью огня. Они обещали по очереди не спать и тотчас принялись колоть дрова.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню
это! А все
эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с
этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Один из них, например, вот
этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши на кафедру, не
сделать гримасу, вот этак (
делает гримасу),и потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за
это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Ничего, ничего. Другое дело, если бы вы из
этого публичное что-нибудь
сделали, но ведь
это дело семейственное.
Сделал мошенник,
сделал — побей бог его и на том и на
этом свете!