Неточные совпадения
Казалось бы, что
после вчерашней перепалки корейцы должны
были прийти на наш бивак и посмотреть людей, в которых они стреляли.
После ужина Дерсу и Олентьев принялись свежевать козулю, а я занялся своей работой. Покончив с дневником, я лег, но долго не мог уснуть. Едва я закрывал глаза, как передо мной тотчас появлялась качающаяся паутина: это
было волнующееся травяное море и бесчисленные стаи гусей и уток. Наконец под утро я уснул.
Погода нам благоприятствовала.
Был один из тех теплых осенних дней, которые так часто бывают в ЮжноУссурийском крае в октябре. Небо
было совершенно безоблачное, ясное; легкий ветерок тянул с запада. Такая погода часто обманчива, и нередко
после нее начинают дуть холодные северо-западные ветры, и чем дольше стоит такая тишь, тем резче
будет перемена.
Около полудня мы с Дерсу дошли до озера. Грозный вид имело теперь пресное море. Вода в нем кипела, как в котле.
После долгого пути по травяным болотам вид свободной водяной стихии доставлял большое удовольствие. Я сел на песок и стал глядеть в воду. Что-то особенно привлекательное
есть в прибое. Можно целыми часами смотреть, как бьется вода о берег.
После этого мы разобрали травяной шатер, взяли свои ружья и пошли искать перешеек. Оказалось, что наш бивак
был очень близко от него. Перейдя через болото, мы прошли немного по направлению к озеру Ханка, а потом свернули на восток к реке Лефу.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали — все куда-то исчезли. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом. Идти
было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли на реку и через час
были на биваке.
В день выступления, 19 мая, мы все встали рано, но выступили поздно. Это вполне естественно. Первые сборы всегда затягиваются. Дальше в пути все привыкают к известному порядку, каждый знает своего коня, свой вьюк, какие у него должны
быть вещи, что сперва надо укладывать, что
после, какие предметы бывают нужны в дороге и какие на биваке.
Приказ седлать коней заставил стрелков заняться делом.
После короткого совещания решено
было дать зайцу свободу. Едва только спустили его на землю, как он тотчас же бросился бежать. Свист и крики понеслись ему вдогонку. Шум и смех сопровождали его до тех пор, пока он не скрылся из виду.
Как и всегда, сначала около огней
было оживление, разговоры, смех и шутки. Потом все стало успокаиваться.
После ужина стрелки легли спать, а мы долго сидели у огня, делились впечатлениями последних дней и строили планы на будущее. Вечер
был удивительно тихий. Слышно
было, как паслись кони; где-то в горах ухал филин, и несмолкаемым гомоном с болот доносилось кваканье лягушек.
Очевидно, вскоре
после того как зверек попал в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему зверолов не осмотрел свои ловушки перед тем, как уйти из тайги.
Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти до крайних затесок, или он заболел и не мог уже более заниматься охотой. Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него остались только клочки шерсти и мелкие кости.
Следующий день, 8 июня, ушел на поиски в воде ружей. Мы рассчитывали, что при солнце
будет видно дно реки, но погода, как на грех, снова испортилась. Небо покрылось тучами, и стало моросить. Тем не менее
после полудня Меляну удалось найти 2 ружья, ковочный инструмент, подковы и гвозди. Удовольствовавшись этим, я приказал собираться в дорогу.
После того как раковины просохли, китайцы осторожно ножами отделили жемчужины от створок и убрали их в маленькие кожаные мешочки. Пока я
был у тазов и смотрел, как китайцы ловят жемчуг, незаметно подошел вечер. В нашей фанзе зажгли огонь.
Реки Уссурийского края обладают свойством
после каждого наводнения перемещать броды с одного места на другое. Найти замытую тропу не так-то легко. На розыски ее
были посланы люди в разные стороны. Наконец тропа
была найдена, и мы весело пошли дальше.
Я вылил в кружку весь ром и подал ему. В глазах китайца я прочел выражение благодарности. Он не хотел
пить один и указывал на моих спутников. Тогда мы все сообща стали его уговаривать.
После этого старик
выпил ром, забрался в свой комарник и лег спать. Я последовал его примеру.
Китайцы поделились со стрелками жидкой похлебкой, которую они сварили из листьев папоротника и остатков чумизы.
После такого легкого ужина, чтобы не мучиться голодом, все люди легли спать. И хорошо сделали, потому что завтра выступление
было назначено еще раньше, чем сегодня.
Это значило, что мы
были на водоразделе.
После этого старик сел на землю и знаком дал понять, что следует отдохнуть.
Вчера мы до того
были утомлены, что далее не осмотрелись как следует,
было не до наблюдений. Только сегодня,
после сытного завтрака, я решил сделать прогулку по окрестностям. В средней части долина реки Аввакумовки шириной около 0,5 км. С правой стороны ее тянутся двойные террасы, с левой — скалистые сопки, состоящие из трахитов, конгломератов и брекчий. Около террас можно видеть длинное болото. Это место, где раньше проходила река. Во время какого-то большого наводнения она проложила себе новое русло.
Никто не занимался ни огородничеством, ни хлебопашеством, никто не сеял, не жал и не собирал в житницы, но все строили дома, хотя бы и в долг; все надеялись на то, что пост Ольги в конце концов
будет городом и захваченная земля перейдет в собственность,
после чего ее можно
будет выгодно продать.
В 1901 году он
был тяжело ранен хунхузами из фальконета и
после этого стал прихрамывать на одну ногу.
Как только мы вошли в лес, сразу попали на тропинку.
После недавних дождей в лесу
было довольно сыро. На грязи и на песке около реки всюду попадались многочисленные следы кабанов, оленей, изюбров, козуль, кабарожки, росомах, рысей и тигров. Мы несколько раз подымали с лежки зверей, но в чаще их нельзя
было стрелять. Один раз совсем близко от меня пробежал кабан. Это вышло так неожиданно, что, пока я снимал ружье с плеча и взводил курок, от него и след простыл.
Наконец все успокоились.
После чаю стрелки стали уговариваться, по скольку часов они
будут караулить ночью. Я отдохнул хорошо, спать мне не хотелось и потому предложил им ложиться, а сам решил заняться дневником.
После полудня мы вышли наконец к реке Сандагоу. В русле ее не
было ни капли воды. Отдохнув немного в тени кустов, мы пошли дальше и только к вечеру могли утолить мучившую нас жажду. Здесь в глубокой яме
было много мальмы [Рыба, похожая на горную форель.]. Загурский и Туртыгин без труда наловили ее столько, сколько хотели. Это
было как раз кстати, потому что взятое с собой продовольствие приходило к концу.
Гроза прошла стороной, и
после полудня небо очистилось. Солнце так ярко светило, что казалось, будто все предметы на земле сами издают свет и тепло. День
был жаркий и душный.
Значит, присоски ее действовали некоторое время и
после того, как она
была отрезана и положена в банку с формалином.
Тадушу! — так вот та самая река, по которой первым прошел М. Венюков. Здесь китайцы преградили ему путь и потребовали, чтобы он возвратился обратно. При устье Тадушу Венюков поставил большой деревянный крест с надписью, что он здесь
был в 1857 году. Креста этого я нигде не нашел. Вероятно, китайцы уничтожили его
после ухода русских. Следом за Венюковым Тадушу посетили Максимович, Будищев и Пржевальский.
После полудня погода стала заметно портиться. На небе появились тучи. Они низко бежали над землей и задевали за вершины гор. Картина сразу переменилась: долина приняла хмурый вид. Скалы, которые
были так красивы при солнечном освещении, теперь казались угрюмыми; вода в реке потемнела. Я знал, что это значит, велел ставить палатки и готовить побольше дров на ночь.
Теперь с левой стороны у нас
была река, а с правой — речные террасы в 38 м высотой. Они особенно выдвигаются в долину Тадушу
после Динзахе. Террасы эти состоят из весьма плотных известняков с плитняковой отдельностью.
Пока люди собирали имущество и вьючили лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю, пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа отряд меня обгонял и на большой привал я приходил уже тогда, когда люди успевали
поесть и снова собирались в дорогу. То же самое
было и
после полудня: уходил я раньше, а на бивак приходил лишь к обеду.
По отношению к человеку природа безжалостна.
После короткой ласки она вдруг нападает и как будто нарочно старается подчеркнуть его беспомощность. Путешественнику постоянно приходится иметь дело со стихиями: дождь, ветер, наводнение, гнус, болота, холод, снег и т.д. Даже самый лес представляет собой стихию. Дерсу больше нас
был в соответствии с окружающей его обстановкой.
После полудня Дерсу нашел маленькую тропку, которая вела нас к перевалу, покрытому густым лесом. Здесь
было много барсучьих нор. Одни из них
были старые, другие — совсем свежие. В некоторых норах поселились лисицы, что можно
было узнать по следам на песке.
Свет от костров отражался по реке яркой полосой. Полоса эта как будто двигалась, прерывалась и появлялась вновь у противоположного берега. С бивака доносились удары топора, говор людей и смех. Расставленные на земле комарники, освещенные изнутри огнем, казались громадными фонарями. Казаки слышали мои выстрелы и ждали добычи. Принесенная кабанина тотчас же
была обращена в ужин,
после которого мы напились чаю и улеглись спать. Остался только один караульный для охраны коней, пущенных на волю.
После полудня там, где река Вангоу принимает в себя сразу 3 притока, мы нашли еще 1 зверовую фанзу. Дальше идти
было нельзя: у Дерсу болела голова и ломило спину.
Дерсу ужасно ругал китайцев за то, что они, бросив лудеву, не позаботились завалить ямы землей. Через час мы подошли к знакомой нам Лудевой фанзе. Дерсу совсем оправился и хотел
было сам идти разрушить лудеву, но я посоветовал ему остаться и отдохнуть до завтра.
После обеда я предложил всем китайцам стать на работу и приказал казакам следить за тем, чтобы все ямы
были уничтожены.
После полудня мы услышали выстрелы. Это Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков давали знать о своем возвращении. Встреча наша
была радостной. Начались расспросы и рассказы друг другу о том, кто где
был и кто что видел. Разговоры эти затянулись до самой ночи.
Последние 2 дня
были грозовые. Особенно сильная гроза
была 23-го вечером. Уже с утра
было видно, что в природе что-то готовится: весь день сильно парило; в воздухе стояла мгла. Она постепенно увеличивалась и
после полудня сгустилась настолько, что даже ближние горы приняли неясные и расплывчатые очертания. Небо сделалось белесоватым. На солнце можно
было смотреть невооруженным глазом: вокруг него появилась желтая корона.
К рассвету он, по-видимому, устал. Тогда я забылся крепким сном. В 9 часов я проснулся и спросил про кабанов.
После нашего ухода кабаны все-таки пришли на пашню и потравили остальную кукурузу начисто. Китаец
был очень опечален. Мы взяли с собой только одного кабана, а остальных бросили на месте.
Я помогал ему, как мог. Мало-помалу земля стала отваливаться, и через несколько минут корень можно
было рассмотреть. Он
был длиною 11 см, с двумя концами, значит — мужской. Та к вот каков этот женьшень, излечивающий все недуги и возвращающий старческому телу молодую бодрость жизни! Дерсу отрезал растение, уложил его вместе с корнем в мох и завернул в бересту.
После этого он помолился, затем надел свою котомку, взял ружье и сошки и сказал...
Вечером
после ужина мы держали совет. Решено
было, что завтра я, Дерсу и китаец-охотник отправимся вверх по Тютихе, перевалим через Сихотэ-Алинь и назад вернемся по реке Лянчихезе. На это путешествие нужно
было употребить 3 суток. Стрелки и казаки с лошадьми останутся в фанзе и
будут ожидать нашего возвращения.
После полудня мы с Дерсу опять пошли вперед. За рекой тропка поднялась немного на косогор. Здесь мы сели отдохнуть. Я начал переобуваться, а Дерсу стал закуривать трубку. Он уже хотел
было взять ее в рот, как вдруг остановился и стал пристально смотреть куда-то в лес. Через минуту он рассмеялся и сказал...
После полудня мы как-то сбились с дороги и попали на зверовую тропу. Она завела нас далеко в сторону. Перейдя через горный отрог, покрытый осыпями и почти лишенный растительности, мы случайно вышли на какую-то речку. Она оказалась притоком Мутухе. Русло ее во многих местах
было завалено буреломным лесом. По этим завалам можно судить о размерах наводнений. Видно, что на Мутухе они коротки, но чрезвычайно стремительны, что объясняется близостью гор и крутизной их склонов.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь
была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
Бивак наш
был не из числа удачных: холодный резкий ветер всю ночь дул с запада по долине, как в трубу. Пришлось спрятаться за вал к морю. В палатке
было дымно, а снаружи холодно.
После ужина все поспешили лечь спать, но я не мог уснуть — все прислушивался к шуму прибоя и думал о судьбе, забросившей меня на берег Великого океана.
После полудня мы прибыли на Санхобе. Г.И. Гранатмана не
было дома. Он куда-то пошел на разведки и возвратился только через 2 суток.
После полудня пурга разыгралась со всей силой. Хотя мы
были и защищены утесами и палаткой, однако это
была ненадежная защита. То становилось жарко и дымно, как на пожаре, когда ветер дул нам в лицо, то холодно, когда пламя отклонялось в противоположную сторону.
После полудня ветер стих окончательно. На небе не
было ни единого облачка, яркие солнечные лучи отражались от снега, и от этого день казался еще светлее. Хвойные деревья оделись в зимний наряд, отяжелевшие от снега ветви пригнулись к земле. Кругом
было тихо, безмолвно. Казалось, будто природа находилась в том дремотном состоянии, которое, как реакция, всегда наступает
после пережитых треволнений.
В другом месте мы спугнули даурского бекаса. Он держался около воды, там, где еще не
было снега. Я думал, что это отсталая птица, но вид у него
был веселый и бодрый. Впоследствии я часто встречал их по берегам незамерзших проток. Из этого я заключаю, что бекасы держатся в Уссурийском крае до половины зимы и только
после декабря перекочевывают к югу.
Мы все надеялись, что Дерсу убьет что-нибудь, но напрасно. Выстрелов не
было слышно.
После полудня долина расширилась. Здесь мы нашли маленькую, едва заметную тропинку. Она шла влево на север, пересекая кочковатое болото. Голод давал себя чувствовать. Все шли молча, никто не хотел разговаривать. Вдруг я увидел Дерсу: он тихонько переходил с места на место, нагибался и что-то подбирал с земли. Я окликнул его. Он махнул мне рукой.
В самом деле, на снегу валялось много рыбьих голов. Видно
было, что медведи приходили сюда уже
после того, как выпал снег.
Вечером мы ходили в баню. За время путешествия я так сжился с казаками, что мне не хотелось от них отделяться.
После бани мы все вместе
пили чай. Это
было в последний раз. Вскоре пришел поезд, и мы разошлись по вагонам.