Неточные совпадения
— Оборони, Царица Небесная, —
сказал старовер и перекрестился. —
Я — истинный христианин по церкви апостольской, а он что? Нехристь. У него и души-то нет, а пар.
На другой день утром Дерсу возвратился очень рано. Он убил оленя и просил
меня дать ему лошадь для доставки мяса на бивак. Кроме того, он
сказал, что видел свежие следы такой обуви, которой нет ни у кого в нашем отряде и ни у кого из староверов. По его словам, неизвестных людей было трое. У двоих были новые сапоги, а у третьего — старые, стоптанные, с железными подковами на каблуках. Зная наблюдательность Дерсу,
я нисколько не сомневался в правильности его выводов.
— Не надо ругаться, —
сказал им тихо Дерсу, — слушайте лучше,
я вам песню спою. — И, не дожидаясь ответа, он начал петь свои сказки.
На другой день вечером, сидя у костра,
я читал стрелкам «Сказку о рыбаке и рыбке». Дерсу в это время что-то тесал топором. Он перестал работать, тихонько положил топор на землю и, не изменяя позы, не поворачивая головы, стал слушать. Когда
я кончил сказку, Дерсу поднялся и
сказал...
Я спросил его, почему он так далеко ушел от фанзы, и
сказал, что беспокоился о нем.
Около второго распадка
я присел отдохнуть, а Дерсу стал переобуваться. Вдруг до нас донеслись какие-то странные звуки, похожие не то на вой, не то на визг, не то на ворчание. Дерсу придержал
меня за рукав, прислушался и
сказал...
Я что-то
сказал, но Чжан Бао сделал
мне знак молчать.
Скоро проснулись остальные люди и принялись рассуждать о том, что предвещает эта небесная странница. Решили, что Земля обязана ей своим недавним наводнением, а Чжан Бао
сказал, что в той стороне, куда направляется комета, будет война. Видя, что Дерсу ничего не говорит,
я спросил его, что думает он об этом явлении.
— Рано делать бивак, —
сказал я ему. — Пойдем дальше.
Выйдя на берег,
я стал торопливо одеваться, но Чан Лин
сказал, что сегодня дальше мы не пойдем и останемся здесь ночевать.
— Не надо, капитан, — ответил
мне тихонько гольд, усиленно подчеркивая слово «не надо», и при этом
сказал, что в таких случаях, когда человек вспоминает свою жизнь, его нельзя беспокоить.
Тогда Чжан Бао
сказал мне, что старик решил вернуться на родину, примириться со своим братом, если он жив, и там окончить дни свои.
Уложив котомку, старик снял с левой руки деревянный браслет и, подавая его
мне,
сказал...
— Погоди, капитан, —
сказал мне Дерсу и, отбежав в сторону, начал снимать с дерева бересту, затем срезал несколько прутьев и быстро смастерил зонтик.
Как
я уже
сказал,
я избрал второй путь — по берегу моря.
— Эх, брат, промазал ты, —
сказал я ему.
Я спросил, зачем он прогнал нерпу. Дерсу
сказал, что она считала, сколько сюда, на берег, пришло людей. Человек может считать животных, но нерпа?! Это очень задевало его охотничье самолюбие.
Все принялись обсуждать. Чжан Бао
сказал, что явления миража в прибрежном районе происходят осенью и большей частью именно в утренние часы.
Я пытался объяснить моим спутникам, что это такое, но видел, что они
меня не понимают. По выражению лица Дерсу
я видел, что он со
мной несогласен, но из деликатности не хочет делать возражений.
Я решил об этом поговорить с ним в дороге.
Подходя к фанзе,
я услышал шум воды и затем звук от падения чего-то тяжелого. Сначала
я не обратил на это внимания, но, когда звук повторился во второй, третий и в десятый раз,
я спросил, что это значит. Чжан Бао
сказал, что это корейская толчея, приводимая в движение водою.
— Дерсу, —
сказал я ему, —
я о тебе соскучился. Как только тебя нет около
меня, чувствую, что чего-то не хватает.
— Ишь, проклятая! Погоди,
я тебя сейчас ссажу, —
сказал стрелок Фокин и потянулся за винтовкой.
— Это изюбр ревет, —
сказал я своему приятелю. — Иди поскорей: быть может, ты убьешь его.
— Плохо, —
сказал я, — ветер начинает дуть с юга.
После этого оба они пришли ко
мне и стали просить, чтобы
я переменил место бивака. На вопрос, какая тому причина, солон
сказал, что, когда под утесом он стал рубить дерево, сверху в него черт два раза бросил камнями. Дерсу и солон так убедительно просили
меня уйти отсюда и на лицах у них написано было столько тревоги, что
я уступил им и приказал перенести палатки вниз по реке метров на 400. Тут мы нашли место еще более удобное, чем первое.
На обратном пути
я спросил Дерсу, почему он не стрелял в диких свиней. Гольд ответил, что не видел их, а только слышал шум в чаще, когда они побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял шапку и стал бить себя кулаком по голове.
Я засмеялся и
сказал, что он лучше видит носом, чем глазами. Тогда
я не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Во вторую половину ночи все небо покрылось тучами. От Дерсу
я научился распознавать погоду и приблизительно мог
сказать, что предвещают тучи в это время года: тонкие слоистые облака во время штиля, если они лежат полосами на небе, указывают на ветер, и чем дольше стоит такая тишь, тем сильнее будет ветер.
Альпа остановилась и с любопытством стала рассматривать свою случайную спутницу.
Я хотел было стрелять, но Дерсу остановил
меня и
сказал, что надо беречь патроны. Замечание его было вполне резонным. Тогда
я отозвал Альпу. Росомаха бросилась бежать и скрылась в одном из оврагов.
— Ничего, —
сказал я ему, — не бойся. Ты
мне много помогал, много раз выручал
меня из беды.
Я у тебя в долгу. Ты всегда найдешь у
меня крышу и кусок хлеба. Будем жить вместе.
Я уступил ему и
сказал, что спать
мне более не хочется.
Я походил немного по реке и возвратился назад,
сказав, что нигде костра не видел.
Удэгейцы
сказали ему, что
я беспокоился о нем и долго искал в темноте. Логада ответил, что в балагане людно и тесно и потому он решил спать снаружи. Затем он поплотнее завернулся в свою куртку, лег на траву и снова уснул.
Я вернулся в балаган и рассказал Дерсу о случившемся.
Полагая, что птицы теперь сильно напуганы,
я хотел было стрелять, но Дерсу опять остановил
меня,
сказав, что на дереве их ловить еще удобнее, чем на земле.
Вечером за
мной пришел Дерсу и
сказал, что женщина просит
меня пожаловать к ней в гости.
Подавая
мне коробку, она
сказала, что муж ее предпочитает серебряные деньги бумажным, потому что их можно прятать в земле, а она — потому, что их можно нашивать на одежду.
Я хотел уже было повернуть назад, но Дерсу успокоил
меня,
сказав, что пурги не будет, будет только сильный ветер, который назавтра прекратится.
— Хорошо, —
сказал я, — давайте выбирать место.
— Ничего, капитан, —
сказал мне опять Дерсу. — Твоя можно спи. Наша так, сам говори.
— Дерсу, —
сказал я гольду, — полезай на дерево. Тебе сверху хорошо будет видно.
Мне казалось странным и совершенно непонятным, почему тигр не ест собаку, а тащит ее с собой. Как бы в ответ на мои мысли, Дерсу
сказал, что это не тигр, а тигрица и что у нее есть тигрята; к ним-то она и несет собаку. К своему логовищу она нас не поведет, а будет водить по сопкам до тех пор, пока мы от нее не отстанем. С этими доводами нельзя было не согласиться.
Однажды
мне пришла мысль записать речь Дерсу фонографом. Он вскоре понял, что от него требовалось, и произнес в трубку длинную сказку, которая заняла почти весь валик. Затем
я переменил мембрану на воспроизводящую и завел машину снова. Дерсу, услышав свою речь, переданную ему обратно машиной, нисколько не удивился, ни один мускул на лице его не шевельнулся. Он внимательно прослушал конец и затем
сказал...
— Ничего, капитан, —
сказал он
мне. — Моя можно на улице спи: палатку делай, огонь клади, мешай нету.
Под утро
я немного задремал, и тотчас
мне приснился странный сон: мы —
я и Дерсу — были на каком-то биваке в лесу. Дерсу увязывал свою котомку и собирался куда-то идти, а
я уговаривал его остаться со
мной. Когда все было готово, он
сказал, что идет к жене, и вслед за этим быстро направился к лесу.
Мне стало страшно;
я побежал за ним и запутался в багульнике. Появились пятипальчатые листья женьшеня. Они превратились в руки, схватили
меня и повалили на землю.
— Прощай, Дерсу! —
сказал я тихо. — В лесу ты родился, в лесу и покончил счеты с жизнью.
— Прощай, Дерсу! —
сказал я в последний раз и пошел по дороге.