Неточные совпадения
Часов около десяти
с половиной миноносцы были на траверсе острова Аскольда, называемого китайцами Циндао, что значит «Зеленый остров» (42° 47'
с.ш. 160° 2' в.д. от острова Ферро, знак на мысе Северозападном).
В четыре
часа дня погода начала портиться,
с востока стал надвигаться туман, и, хотя ветра еще не было, море сильно волновалось.
Часам к десяти утра Дерсу возвратился и привез
с собой мясо. Он разделил его на три части. Одну часть отдал солдатам, другую — староверам, третью — китайцам соседних фанз.
Мои спутники знали, что если нет проливного дождя, то назначенное выступление обыкновенно не отменяется. Только что-нибудь особенное могло задержать нас на биваке. В 8
часов утра, расплатившись
с китайцами, мы выступили в путь по уже знакомой нам тропе, проложенной местными жителями по долине реки Дунгоу к бухте Терней.
Дальнейшее путешествие наше до реки Санхобе прошло без всяких приключений. К бухте Терней мы прибыли в 4
часа дня, а через
час прибыли и охотники за пчелами и принесли
с собой 9 кг хорошего сотового меда. Вечером казаки ловили рыбу в реке. Кроме горбуши, в неводок попалось несколько гольянов, мясо которых имело горьковатый привкус.
В 7
часов вечера вдруг туман быстро начал подниматься кверху. Одновременно
с этим стал накрапывать дождь, который через 15 минут перестал, а вместе
с ним рассеялся и туман. На небе выглянули звезды.
В 4
часа дня пошел дождь. Мы спустились
с хребта и, как только нашли в ручье воду, тотчас стали биваком. Стрелки принялись развьючивать мулов, а мы
с Дерсу по обыкновению отправились на разведку. Я пошел вверх, а он вниз по ключу.
Часов в 9 утра мы снялись
с бивака и пошли вверх по реке Билимбе. Погода не изменилась к лучшему. Деревья словно плакали:
с ветвей их на землю все время падали крупные капли, даже стволы были мокрые.
В лесу мы не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили на реку, начинали зябнуть. В 5
часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена на берегу небольшой протоки
с левой стороны реки. Перейдя реку вброд, мы стали устраиваться на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать дрова и приводить фанзу в жилой вид.
Часов в 9 утра ветер переменился еще раз и подул
с юго-востока.
Ночью было холодно. Стрелки часто вставали и грелись у огня. На рассвете термометр показывал +7°
С. Когда солнышко пригрело землю, все снова уснули и проспали до 9
часов утра.
В восемь
часов утра мы выступили
с бивака.
Напившись чаю, мы опять пошли вперед. Уходя, я велел людям внимательно смотреть под ноги, чтобы не повторить ошибки. Через два
часа мы достигли того места, где в Сакхому
с правой стороны впадает река Угрюмая.
Около фанзы росли две лиственницы. Под ними стояла маленькая скамеечка. Ли Цун-бин обратился к лиственницам
с трогательной речью. Он говорил, что посадил их собственными руками и они выросли большими деревьями. Здесь много лет он отдыхал на скамейке в
часы вечерней прохлады и вот теперь должен расстаться
с ними навсегда. Старик прослезился и снова сделал земные поклоны.
В 11
часов утра мы распрощались
с Арму и круто повернули к востоку. Здесь был такой же пологий подъем, как и против реки Такунчи. Совершенно незаметно мы поднялись на Сихотэ-Алинь и подошли к восточному его обрыву. В это время туман рассеялся, и мы могли ориентироваться.
Часа через 2,5 мы подошли к реке Кулумбе. Южный мыс
с правой стороны заслуживает особого внимания. Здесь можно наблюдать великолепные образцы столбчатого распадения базальтов.
С левой стороны реки поднимается высокая терраса, свидетельствующая об отрицательном движении береговой линии.
Дойдя до реки Кулумбе, я сел на камень и стал вслушиваться в тихие, как шепот, звуки, которыми всегда наполняется тайга в
часы сумерек. Безбрежный океан, сонная земля и глубокое темное небо
с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
Все принялись обсуждать. Чжан Бао сказал, что явления миража в прибрежном районе происходят осенью и большей частью именно в утренние
часы. Я пытался объяснить моим спутникам, что это такое, но видел, что они меня не понимают. По выражению лица Дерсу я видел, что он со мной несогласен, но из деликатности не хочет делать возражений. Я решил об этом поговорить
с ним в дороге.
На рассвете обыкновенно всегда бывает тихо; ветер начинает дуть
с восхода солнца, постепенно усиливаясь, и достигает наибольшего напряжения к двум
часам пополудни.
По моим расчетам, у нас должно было хватить продовольствия на две трети пути. Поэтому я условился
с А. И. Мерзляковым, что он командирует удэгейца Сале
с двумя стрелками к скале Ван-Син-лаза, где они должны будут положить продовольствие на видном месте. На следующий день, 5 октября, в 2
часа дня
с тяжелыми котомками мы выступили в дорогу.
Я так ушел в свои думы, что совершенно забыл, зачем пришел сюда в этот
час сумерек. Вдруг сильный шум послышался сзади меня. Я обернулся и увидел какое-то несуразное и горбатое животное
с белыми ногами. Вытянув вперед свою большую голову, оно рысью бежало по лесу. Я поднял ружье и стал целиться, но кто-то опередил меня. Раздался выстрел, и животное упало, сраженное пулей. Через минуту я увидел Дерсу, спускавшегося по кручам к тому месту, где упал зверь.
Я взглянул на
часы: обе стрелки показывали полдень. Значит, за три
с половиной
часа мы успели «взять» только три вершины, а главный хребет был еще впереди.
Часов в 12 дня мы были около большой скалы Мафа, что по-удэгейски значит «медведь». Действительно, своими формами она очень его напоминает и состоит из плотного песчаника
с прослойками кварца и известкового шпата. У подножия ее шла свежепротоптанная тропа; она пересекала реку Кулумбе и направлялась на север. Дерсу за скалой нашел бивак. По оставленным на нем следам он узнал, что здесь ночевал Мерзляков
с командой, когда шел
с Такемы на Амагу.
Часа в три утра в природе совершилось что-то необычайное. Небо вдруг сразу очистилось. Началось такое быстрое понижение температуры воздуха, что дождевая вода, не успевшая стечь
с ветвей деревьев, замерзла на них в виде сосулек. Воздух стал чистым и прозрачным. Луна, посеребренная лучами восходящего солнца, была такой ясной, точно она вымылась и приготовилась к празднику. Солнце взошло багровое и холодное.
Через
час «Грозный» стал сниматься
с якоря.
Когда мы подошли к реке, было уже около 2
часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны
с шумом бились о берег и
с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться
с места. Я медленно погружался в воду.
Утром был довольно сильный мороз (–10°
С), но
с восходом солнца температура стала повышаться и к
часу дня достигла +3°
С. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться в меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на лодке, а
с собой мы несли только запас продовольствия и оружие. Хей-ба-тоу
с лодкой должен был прийти к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
В каком бы направлении ветер ни дул —
с материка в море или, наоборот,
с моря на материк, движение его всегда происходит по долинам. В тех случаях, если последние имеют северо-западное направление, ветер дует
с такой силой, что опрокидывает на землю деревья и снимает
с домов крыши. Обыкновенно
с восходом солнца ветер стихает, а
часа в четыре дня начинает дуть снова.
С утра погода стояла хмурая; небо было: туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по воде, словно прожектором, осветил сопку на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед за тем пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро пошли вперед.
Часа через 2 снег перестал идти, мгла рассеялась, и день выдался на славу — теплый и тихий.
Первое выступление в поход всегда бывает
с опозданием. Обыкновенно задержка происходит у провожатых: то у них обувь не готова, то они еще не поели, то на дорогу нет табаку и т.д. Только к 11
часам утра после бесконечных понуканий нам удалось-таки наконец тронуться в путь. Китайцы вышли провожать нас
с флагами, трещотками и ракетами.
Только к шести
с половиной
часам мы окончили бивачные работы и сильно устали. Когда вспыхнул огонь, на биваке стало сразу уютнее. Теперь можно было переобуться, обсушиться и подумать об ужине. Через полчаса мы пили чай и толковали о погоде.
В моей сумочке было много всякой мелочи: цветные карандаши, перочинный ножик, резина, игольник
с нитками, шило,
часы, секундомер и пр. Часть этих предметов, в том числе и роговую чернильницу
с завинчивающейся пробкой, наполненную чернилами, я дал нести Дерсу. После полудня он вдруг подбежал ко мне и тревожным голосом сообщил, что потерял…
Часа через полтора могила была готова. Рабочие подошли к Дерсу и сняли
с него рогожку. Прорвавшийся сквозь густую хвою солнечный луч упал на землю и озарил лицо покойного. Оно почти не изменилось. Раскрытые глаза смотрели в небо; выражение их было такое, как будто Дерсу что-то забыл и теперь силился вспомнить. Рабочие перенесли его в могилу и стали засыпать землею.