Неточные совпадения
Гольд рассказывал мне о том,
как в верховьях реки Санда-Ваку зимой он поймал двух соболей, которых выменял у китайцев на одеяло, топор, котелок
и чайник, а на оставшиеся деньги купил китайской дрели, из которой сшил себе новую палатку.
Этот какими-то силами оторванный от материка кусок суши с высокими скалистыми берегами имеет форму подковы, обращенной открытой стороной к югу. Продолжением его по направлению к материку будет остров Путятин
и мыс Майдль. Ныне Аскольд известен
как естественный питомник пятнистых оленей.
Надо удивляться,
как в темноте
и в таком тумане моряки разыскали залив Преображения
и через узкий проход прошли в бухту (45° 54' с. ш.
и 151° 34' в. д.).
Мы уселись у костра
и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды, поднялся кверху
и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать дождь. Вокруг нашего костра было темно — ничего не видно. Слышно было,
как ветер трепал кусты
и деревья,
как неистовствовало море
и лаяли в селении собаки.
30-го числа вечером миноносцы дошли до залива Джигит. П.Г. Тигерстедт предложил мне переночевать на судне, а завтра с рассветом начать выгрузку. Всю ночь качался миноносец на мертвой зыби. Качка была бортовая,
и я с нетерпением ждал рассвета. С
каким удовольствием мы все сошли на твердую землю! Когда миноносцы стали сниматься с якоря, моряки помахали нам платками, мы ответили им фуражками. В рупор ветром донесло: «Желаем успеха!» Через 10 минут миноносцы скрылись из виду.
Как только ушли миноносцы, мы стали ставить палатки
и собирать дрова.
—
Как же,
как же! — отвечал старовер. — Я давно знаю Дерсу. Он был молодым, когда мы вместе с ним ходили на охоту. Жили мы в то время на Даубихе, в деревне Петропавловке, а на охоту ходили на Улахе, бывали на Фудзине
и на Ното.
И опять они принялись делиться воспоминаниями: вспомнили,
как ходили за пантами,
как стреляли медведей, вспоминали какого-то китайца, которого называли Косозубым, вспоминали переселенцев, которых называли странными прозвищами — Зеленый Змий
и Деревянное Ботало.
Не успели мы отойти от берега
и ста шагов,
как Дерсу опять нашел чьи-то следы.
Первое свое заключение он вывел из того, что на земле валялись коробки из-под папирос, банки из-под консервов, газета
и корка такого хлеба,
какой продается в городе.
В то время
как на берегу моря бывает пасмурно
и сыро, в горах ясно, сухо
и тепло.
Отойдя от бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку
и пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня по лицу. Наученный опытом, я понял, что тропа эта зверовая,
и, опасаясь,
как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее
и пошел целиной. Здесь я долго бродил по оврагам, но ничего не нашел.
Бо́льшая часть дня уже прошла. Приближался вечер. По мере того
как становилось прохладнее, туман глубже проникал на материк. Словно грязная вата, он спускался с гор в долины, распространяясь шире
и шире
и поглощая все, с чем приходил в соприкосновение.
Не успел я сделать
и девяти шагов от валежника, на котором дремал,
как сразу наткнулся на мертвого козла.
Скоро стало совсем светло. Солнца не было видно, но во всем чувствовалось его присутствие. Туман быстро рассеивался, кое-где проглянуло синее небо,
и вдруг яркие лучи прорезали мглу
и осветили мокрую землю. Тогда все стало ясно, стало видно, где я нахожусь
и куда надо идти. Странным мне показалось,
как это я не мог взять правильного направления ночью. Солнышко пригрело землю, стало тепло, хорошо,
и я прибавил шагу.
Захаров
и Сабитов стали в нее целить,
и так
как каждому хотелось выстрелить первому, то оба горячились, волновались
и мешали друг другу.
Как раз в этот момент выстрелил Калиновский. Пуля сделала такой большой недолет, что даже не напугала птицу. Узнав, что стрелки не могли попасть в утку тогда, когда она была близко, он подошел к ним
и, смеясь, сказал...
Тропа от моря идет вверх по долине так, что все протоки Иодзыхе остаются от нее вправо, но потом,
как раз против устья Дунгоу, она переходит реку вброд около китайских фанз, расположенных у подножия широкой террасы, состоящей из глины, песка
и угловатых обломков.
Любопытно, что козуля охотно мирится с присутствием других животных
и совершенно не выносит изюбра. В искусственных питомниках при совместной жизни она погибает. Это особенно заметно на солонцах. Если такие солонцы сперва разыщут козы, они охотно посещают их до тех пор, пока не придут олени. Охотники неоднократно замечали, что,
как только на солонцах побывают изюбры, козули покидают их на более или менее продолжительное время.
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к
как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что
и подтвердилось. А раз здесь были кабаны, значит, должны быть
и тигры. Действительно, вскоре около реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки
и прятался за валежником. Из этого можно было заключить, что страшный зверь приходил сюда не для утоления жажды, а на охоту за козулями
и кабанами.
Не более
как через минуту он поймал одну рыбину, вытащил ее на берег
и тут же принялся есть.
Если я хочу представить себе девственную тайгу, то каждый раз мысленно переношусь в долину Синанцы. Кроме обычных ясеня, березы Эрмана
и ольхи, здесь произрастали: аянская ель — представительница охотской флоры, клен с красными ветвями, имеющий листву,
как у неклена, затем черемуха Маака с желтой берестой,
как у березы,
и с ветвями, пригнутыми к земле, над чем немало потрудились
и медведи,
и, наконец, в изобилии по берегам реки ивняки, у которых молодые побеги имеют красновато-сизый оттенок.
Не успели мы отойти от бивака на такое расстояние, с которого в тихую погоду слышен ружейный выстрел,
как дождь сразу прекратился, выглянуло солнце,
и тогда все кругом приняло ликующий вид, только мутная вода в реке, прибитая к земле трава
и клочья тумана в горах указывали на недавнее ненастье.
Захватив с собой винтовку, он отправился в фанзу горбатого тазы
и разжег в ней огонь,
как будто все обитатели ее были дома.
По мере того
как становилось темнее, он сгущался все больше
и больше; скоро в нем утонули противоположный берег реки
и фанзы китайцев.
Стрелок объяснил мне, что надо идти по тропе до тех пор, пока справа я не увижу свет. Это
и есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел в указанном направлении
и ничего не увидел. Я хотел уже было повернуть назад,
как вдруг сквозь туман в стороне действительно заметил отблеск костра. Не успел я отойти от тропы
и пятидесяти шагов,
как туман вдруг рассеялся.
Дерсу по обыкновению остался ночевать снаружи, а я вошел в фанзу, растянулся на теплом кане
и начал дремать. Рядом, за стеной, слышно было,
как мулы ели сено.
Утром Н.А. Десулави хотел было подняться на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но это ему не удалось. Вершина горы была окутана туманом, а в 2 часа дня опять пошел дождь, мелкий
и частый. Днем мы успели
как следует обсушиться, оправить палатки
и хорошо выспаться.
Следующий день был последним днем июля. Когда занялась заря, стало видно, что погода будет хорошая. В горах еще кое-где клочьями держался туман. Он словно чувствовал, что доживает последние часы,
и прятался в глубокие распадки. Природа ликовала: все живое приветствовало всесильное солнце,
как бы сознавая, что только одно оно может прекратить ненастье.
Утром 4 августа мы стали собираться в путь. Китайцы не отпустили нас до тех пор, пока не накормили
как следует. Мало того, они щедро снабдили нас на дорогу продовольствием. Я хотел было рассчитаться с ними, но они наотрез отказались от денег. Тогда я положил им деньги на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тоже тихонько положил деньги под посуду. Китайцы заметили это
и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под ноги мулам. Пришлось уступить
и взять деньги обратно.
Обломки в большинстве случаев угловатые
и так плотно уложены, что по ним свободно можно идти,
как по лестнице.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь были землетрясения
и целые утесы распались на обломки. На самом деле это работа медленная, вековая
и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются, падают,
и мало-помалу на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их не задержит.
Движение по осыпям, покрытым мхом, всегда довольно затруднительно: то ставишь ногу на ребро, то попадаешь в щели между камнями. Внизу осыпи покрыты землей
и травой настолько густо, что их не замечаешь вовсе, но по мере того
как взбираешься выше, растительность постепенно исчезает.
В 4 часа дня пошел дождь. Мы спустились с хребта
и,
как только нашли в ручье воду, тотчас стали биваком. Стрелки принялись развьючивать мулов, а мы с Дерсу по обыкновению отправились на разведку. Я пошел вверх, а он вниз по ключу.
Дождь в лесу — это двойной дождь. Каждый куст
и каждое дерево при малейшем сотрясении обдают путника водой. В особенности много дождевой воды задерживается на листве леспедецы. Через 5 минут я был таким же мокрым,
как если бы окунулся с головой в реку.
Небольшие глаза треугольной формы были расположены по сторонам головы; они были темного цвета
и как бы прикрыты мелкой сеткой.
—
Как ругается? — изумились солдаты
и покатились со смеху.
Только что чайник повесили над огнем,
как вдруг один камень накалился
и лопнул с такой силой, что разбросал угли во все стороны, точно ружейный выстрел. Один уголь попал к Дерсу на колени.
Я вскочил на ноги
и взял ружье. Через минуту я услышал,
как кто-то действительно вышел из воды на берег
и сильно встряхивался. В это время ко мне подошли Дерсу
и Чжан Бао. Мы стали спиной к огню
и старались рассмотреть, что делается на реке, но туман был такой густой
и ночь так темна, что в двух шагах решительно ничего не было видно.
Действительно, кто-то тихонько шел по гальке. Через минуту мы услышали,
как зверь опять встряхнулся. Должно быть, животное услышало нас
и остановилось. Я взглянул на мулов. Они жались друг к другу
и, насторожив уши, смотрели по направлению к реке. Собаки тоже выражали беспокойство. Альпа забилась в самый угол палатки
и дрожала, а Леший поджал хвост, прижал уши
и боязливо поглядывал по сторонам.
После переполоха сна
как не бывало. Все говорили, все высказывали свои догадки
и постоянно обращались к Дерсу с расспросами. Гольд говорил, что это не мог быть изюбр, потому что он сильнее стучит копытами по гальке; это не мог быть
и медведь, потому что он пыхтел бы.
Посидели мы еще немного
и наконец стали дремать. Остаток ночи взялись окарауливать я
и Чжан Бао. Через полчаса все уже опять спали крепким сном,
как будто ничего
и не случилось.
Действительно, все эти дни земля точно старалась покрыться туманом, спрятаться от чего-то угрожающего,
и вдруг туман изменил ей
и,
как бы войдя в соглашение с небом, отошел в сторону, предоставляя небесным стихиям разделаться с землею по своему усмотрению.
В лесу мы не страдали от ветра, но каждый раз,
как только выходили на реку, начинали зябнуть. В 5 часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена на берегу небольшой протоки с левой стороны реки. Перейдя реку вброд, мы стали устраиваться на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать дрова
и приводить фанзу в жилой вид.
Вслед за моментами затишья буря
как будто хотела наверстать потерянное
и неистовствовала еще сильнее.
Через минуту он вернулся
и сообщил, что надо скорее будить людей, так
как река вышла из берегов
и вода кругом обходит фанзу.
Тьма, ветер
и дождь встретили нас сразу,
как только мы завернули за угол фанзы.
Тут только я увидел, до
какой степени были предусмотрительны Дерсу
и Чжан Бао.
С
каким удовольствием мы обсушились, напились чаю
и легли на сухую подстилку. Это был настоящий отдых.
Мутная вода шумящими каскадами сбегала с гор; листва на деревьях
и трава на земле еще не успели обсохнуть
и блестели
как лакированные; в каплях воды отражалось солнце
и переливалось всеми цветами радуги.