От него пошла большая волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это оказался огромный сивуч (морской лев). Он
спал на камне, но, разбуженный приближением людей, бросился в воду. В это время я почувствовал под ногами ровное дно и быстро пошел к берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась в комок и не расправлялась. Я дрожал, как в лихорадке, и слышал в темноте, как стрелки щелкали зубами. В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал на земле сухой мелкий плавник.
Неточные совпадения
Она вела себя неспокойно, все время вертелась, задирая хвост кверху, прыгала с одной ветки
на другую и вдруг совершенно неожиданно
камнем упала в траву, но вскоре опять появилась
на одной из нижних ветвей дерева.
Ночью старая — «натулившаяся» ель
упала в воду и вершиной застряла
на камнях у левого берега, а мы, ничего не подозревая, сели в лодку и поплыли вниз по течению реки, стараясь держаться правого берега.
Путевой нитью нам служила тропа. Итти по ней тяжело: угловатые
камни, грязь и ямы с водою делают дорогу эту тернистым путем. Навстречу нам попались двое полесовщиков с тремя худотелыми конями. Их лошади то и дело оступались,
падали на передние колени, тяжело вздыхали, с трудом вытаскивали ноги из решетин между корнями и, спотыкаясь, шли дальше.
Рассвет застал меня в состоянии бодрствования. Месяц был
на исходе. Все мелкие звезды, точно опасаясь, что солнечные лучи могут их застать
на небе, торопливо гасли.
На землю
падала холодная роса, смочив, как дождем, пожелтевшую траву, опавшую листву,
камни и плавник
на берегу моря.
Люди бегут,
падают, опять бегут и стараются собрать веревки. Наконец лодки привязаны, палатка поймана. В это время с моря нашла только одна большая волна. С ревом она рванулась
на берег, загроможденный
камнями. Вода прорвалась сквозь щели и большими фонтанами взвилась кверху. Одновременно сверху посыпались
камни. Они прыгали, словно живые, перегоняли друг друга и, ударившись о гальку, рассыпались впрах.
На местах падения их, как от взрывов, образовывались облачка пыли, относимые ветром в сторону.
Яркие звезды мерцали
на небе всеми цветами радуги, а мы все еще карабкались через
камни, ощупывали их руками, куда-то лезли,
падали, теряли друг друга и после невероятных усилий взобрались, наконец,
на высокий мыс.
Дождь был какой-то мягкий, он
падал на камни совершенно бесшумно, но очень ясно был слышен однообразный плеск воды, стекавшей из водосточных труб, и сердитые шлепки шагов.
И перед ним начал развиваться длинный свиток воспоминаний, и он в изумлении подумал: ужели их так много? отчего только теперь они все вдруг, как на праздник, являются ко мне?.. и он начал перебирать их одно по одному, как девушка иногда гадая перебирает листки цветка, и в каждом он находил или упрек или сожаление, и он мог по особенному преимуществу, дающемуся почти всем в минуты сильного беспокойства и страдания, исчислить все чувства, разбросанные, растерянные им на дороге жизни: но увы! эти чувства не принесли плода; одни, как семена притчи, были поклеваны хищными птицами, другие потоптаны странниками, иные
упали на камень и сгнили от дождей бесполезно.
В семье Гудала плач и стоны, // Толпится на дворе народ: // Чей конь примчался запаленный // И
пал на камни у ворот? // Кто этот всадник бездыханный? // Хранили след тревоги бранной // Морщины смуглого чела. // В крови оружие и платье; // В последнем бешеном пожатье // Рука на гриве замерла. // Недолго жениха младого, // Невеста, взор твой ожидал: // Сдержал он княжеское слово, // На брачный пир он прискакал… // Увы! но никогда уж снова // Не сядет на коня лихого!..
Его взяли под руки и повели, и он покорно зашагал, поднимая плечи. На дворе его сразу обвеяло весенним влажным воздухом, и под носиком стало мокро; несмотря на ночь, оттепель стала еще сильнее, и откуда-то звонко
падали на камень частые веселые капли. И в ожидании, пока в черную без фонарей карету влезали, стуча шашками и сгибаясь, жандармы, Янсон лениво водил пальцем под мокрым носом и поправлял плохо завязанный шарф.
Неточные совпадения
«Стой! — крикнул укорительно // Какой-то попик седенький // Рассказчику. — Грешишь! // Шла борона прямехонько, // Да вдруг махнула в сторону — //
На камень зуб
попал! // Коли взялся рассказывать, // Так слова не выкидывай // Из песни: или странникам // Ты сказку говоришь?.. // Я знал Ермилу Гирина…»
Он
спал на голой земле и только в сильные морозы позволял себе укрыться
на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́
камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула женщина, раздалось тихое ругательство, удар по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали стрелять. Сначала
упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший
на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой по
камням, упираясь рукой в мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин узнал: это — Дьякон.
Ты делал со мной дела, стало быть, знаешь, что у меня есть некоторый капитал; но ты прежде смерти моей
на него не рассчитывай, а я, вероятно, еще проживу лет двадцать, разве только
камень упадет на голову.
«Ах, Боже мой, до чего дошло! Какой
камень вдруг
упал на меня! Что я теперь стану делать? Сонечка! Захар! франты…»