Неточные совпадения
Целую ночь горели огни в помещичьих усадьбах, и звонко долдонила колотушка, и собаки выли
от страха,
прячась даже
от своих; но еще больше стояло покинутых усадеб, темных, как гробы, и равнодушно коптил своей лампою сторож, равнодушно поджидая мужиков, — и те приходили, даже без Сашки Жегулева, даже днем, и хозяйственно, не торопясь, растаскивали по бревну весь дом.
Почти бегом побежал к потухшему костру: пусто. Зазвенели под сапогом склянки
от разбитой бутылки; везде кругом белеют снежно разорванные, смятые страницы с мистерами и мистрис. Заглянул в шалаш: разворочено, разграблено — а на подстилке, у самого изголовья, кто-то нагадил. Либо с ними, либо
от страху сбежал Жучок и где-нибудь
прячется.
«Это история, скандал, — думал он, — огласить позор товарища, нет, нет! — не так! Ах! счастливая мысль, — решил он вдруг, — дать Ульяне Андреевне урок наедине: бросить ей громы на голову, плеснуть на нее волной чистых, неведомых ей понятий и нравов! Она обманывает доброго, любящего мужа и
прячется от страха: сделаю, что она будет прятаться от стыда. Да, пробудить стыд в огрубелом сердце — это долг и заслуга — и в отношении к ней, а более к Леонтью!»
Неточные совпадения
Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда,
спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа
от сырости,
от темноты и
от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Да, курносенькие
прячутся, дрожат
от холода, а может быть,
от страха в каменных колодцах дворов; а на окраинах города, вероятно, уже читают воззвание Гапона:
Слушаю я вас, и мне мерещится… я, видите, вижу иногда во сне один сон… один такой сон, и он мне часто снится, повторяется, что кто-то за мной гонится, кто-то такой, которого я ужасно боюсь, гонится в темноте, ночью, ищет меня, а я
прячусь куда-нибудь
от него за дверь или за шкап,
прячусь унизительно, а главное, что ему отлично известно, куда я
от него
спрятался, но что он будто бы нарочно притворяется, что не знает, где я сижу, чтобы дольше промучить меня, чтобы
страхом моим насладиться…
Ведь он, зашивая ладонку свою,
прятался от домашних, он должен был помнить, как унизительно страдал он
от страху с иглой в руках, чтобы к нему не вошли и его не накрыли; как при первом стуке вскакивал и бежал за перегородку (в его квартире есть перегородка)…
— У рыбы кровь холодная, — возразил он с уверенностию, — рыба тварь немая. Она не боится, не веселится; рыба тварь бессловесная. Рыба не чувствует, в ней и кровь не живая… Кровь, — продолжал он, помолчав, — святое дело кровь! Кровь солнышка Божия не видит, кровь
от свету
прячется… великий грех показать свету кровь, великий грех и
страх… Ох, великий!