Неточные совпадения
— Приоткрой дверь. Нет, не
сплю. Ты у него
был?
— Я сказала: Господи! Ну иди, я
буду спать…
Небо между голыми сучьями
было золотисто-желтое и скорей походило на осеннее; и хотя все лица, обращенные к закату, отсвечивали теплым золотом и
были красивы какой-то новой красотой, — улыбающееся лицо Колесникова резко выделялось неожиданной прозрачностью и как бы внутренним светом. Черная борода лежала как приклеенная, и даже несчастная велосипедная шапочка не так смущала глаз: и на нее
пала крупица красоты от небесных огней.
Извинился и вышел. Над постелью, крытой белым тканевым одеялом, поблескивал маленький золоченый образок,
был привязан к железному пруту — сразу и не заметишь. В порядке лежали на столе книги в переплетах и тетради; на толстой, по-видимому, давнишней, оправленной в дерево резине
было вырезано ножичком: «Александр Погодин, уч…» — дальше состругано. Так хорошо изучил дом Колесников, а теперь, казалось, что в первый раз
попал.
— Зверь я, Саша. Пока с людьми, так, того-этого, соблюдаю манеры, а
попаду в лес, ну и ассимилируюсь, вернусь в первобытное состояние. На меня и темнота действует того — этого, очень подозрительно. Да как же и не действовать? У нас только в городах по ночам огонь, а по всей России темнота, либо
спят люди, либо если уж выходят, то не за добром. Когда
будет моя воля, все деревни, того-этого, велю осветить электричеством!
Ну и случилось, что на вожака в лесу волки
напали и уж совсем
было загрызли, да медведь как двинет, того-этого, всю стаю расшвырял.
— Дело только за маузерами, — сказал он. — Карты и все, того-этого, сведения у меня
есть. Да, Саша, а от винных-то лавок нам придется отказаться: трудно
будет народ, того-этого, оторвать от пойла; а ежели жечь, деревню
спалишь.
Увидел в синем дыму лицо молящейся матери и сперва удивился: «Как она сюда
попала?» — забыл, что всю дорогу шел с нею рядом, но сейчас же понял, что и это нужно, долго рассматривал ее строгое, как бы углубленное лицо и также одобрил: «Хорошая мама: скоро она так же
будет молиться надо мною!» Потом все так же покорно Саша перевел глаза на то, что всего более занимало его и все более открывало тайн: на две желтые, мертвые, кем-то заботливо сложенные руки.
Саша схватился за маузер, стоявший возле по совету Колесникова: даже солдат может свое оружие положить в сторону, а мы никогда, и
ешь и
спи с ним; не для других, так для себя понадобится. Но услыхал как раз голос Василия и приветливо в темноте улыбнулся. Гудел Колесников...
И если искал его друг, то находил так быстро и легко, словно не прятался Жегулев, а жил в лучшей городской гостинице на главной улице, и адрес его всюду пропечатан; а недруг ходил вокруг и возле, случалось,
спал под одной крышей и никого не видел, как околдованный: однажды в Каменке становой целую ночь проспал в одном доме с Жегулевым, только на разных половинах; и Жегулев, смеясь, смотрел на него в окно, но ничего, на свое счастье, не разглядел в стекле:
быть бы ему убиту и блюдечка бы не допить.
Исхудал Саша до крайности: почти не
спал,
ел мало; но в плечах раздался, и поднялась грудь — в прежней груди не уместилось бы новое сердце.
И весь он
был взъерошенный, встопыренный, и пальцы торчали врозь, и руки лезли, как сучья, — трудно
было представить, как такой человек может лежать плоско на земле и
спать.
Ушли, и стало еще тише. Еремей еще не приходил, Жучок подсел к играющим, и Саша попробовал заснуть. И сразу уснул, едва коснулся подстилки, но уже через полчаса явилось во сне какое-то беспокойство, а за ним и пробуждение, — так и все время
было: засыпал сразу как убитый, но ненадолго. И, проснувшись теперь и не меняя той позы, в которой
спал, Жегулев начал думать о своей жизни.
— Не
спите, Александр Иваныч? Поговорить бы надо, дело
есть.
Костер едва дымился, и стихли песни: должно
быть, ложатся
спать.
Просто: на миг что-то
упало и потемнело в глазах, а потом стало совершенно так же, как всегда, и
была только тихая радость, что Сашенька жив.
Вечером он, Колесников и матрос
были опять в гостях в Каменке, у своего знакомца, а на обратном пути
попали под выстрелы стражников, притаившихся в засаде.
— Ой нет: часа еще три ждать. Так я пойду… в случае, стукните в дверь, я
спать не
буду. Как Василь Василич?
Открыли нижние половинки обоих окон: после отшумевшей на рассвете грозы воздух
был чист и пахуч, светило солнце. И хотя именно теперь и могли
напасть стражники — при солнечном свете не верилось ни в нападение, ни в смерть. Повеселели даже.
Но немного
выпил и, отказываясь, стиснул зубы; потом просил
есть и опять
пить и от всего отказывался. Волновался все сильнее и слабо перебирал пальцами, — ему же казалось, что он бежит, прыгает, вертится и
падает, сильно размахивает руками. Бормотал еле слышно и непонятно, — а ему казалось, что он говорит громко и сильно, свободно спорит и смеется над ответами. Прислонился к горячей печке спиною, приятно заложил нога за ногу и говорит, тихо и красиво поводя рукою...
В ту ночь
был первый ранний заморозок, и всюду, куда
пал иней, — на огорожу, на доску, забытую среди помертвевшей садовой травы, на крышу дальнего сарая — лег нежный розовый отсвет, словно сами светились припущенные снегом предметы.
В те долгие ночи, когда все дрожали в мучительном ознобе, он подробно и строго обдумывал план: конечно, ни в дом он не войдет, ни на глаза он не покажется, но, подкравшись к самым окнам, в темноте осеннего вечера, увидит мать и Линочку и
будет смотреть на них до тех пор, пока не лягут
спать и не потушат огонь.
Но Саша лег в землянке: мешали люди тихой мечте, а в землянке
было немо и одиноко, как в гробу.
Спал крепко — вместе с безнадежностью пришел и крепкий сон, ярко продолжавший дневную мечту; и ничего не слыхал, а утром спохватились — Андрея Иваныча нет. На месте и балалайка его с раскрашенной декой, и платяная щеточка, и все его маленькое имущество, а самого нет.
Уныло и длительно заскрипят стволы и ветви дерев, и на открытой опушке тоскливо зашуршит сгорающий, свернувшийся дубовый лист — до новой весны всю долгую зиму он
будет цепляться за ненужную жизнь, крепиться безнадежно и не
падать.
Спали обе женщины в одной комнате, и мать никогда не узнала, каким это
было ужасом для измученной, в своем огне горевшей Линочки.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не
спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься
спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и
было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я
буду спокоен в сердце.
К нам земская полиция // Не
попадала по́ году, — // Вот
были времена!
Пир кончился, расходится // Народ. Уснув, осталися // Под ивой наши странники, // И тут же
спал Ионушка // Да несколько упившихся // Не в меру мужиков. // Качаясь, Савва с Гришею // Вели домой родителя // И
пели; в чистом воздухе // Над Волгой, как набатные, // Согласные и сильные // Гремели голоса:
Ой, страшно
будет спать!..