Неточные совпадения
Казалось, что бледные звезды плывут ей навстречу, и воздух, которым она дышит глубоко, идет к ней из
тех синих, прозрачно-тающих глубин, где бесконечность переходит в сияющий праздник бессмертия; и уже начинала кружиться
голова. Линочка опустила
голову, скользнув глазами по желтому уличному фонарю, ласково покосилась на Сашу и со вздохом промолвила...
И вместо
того чтобы ударить или щипать, сел на корточки, поглаживаю по
голове и за ухом и самым сладким голосом: котенька, котик, миленький, красавец! — слов-то он и не понимает.
— Кот? А кот сразу поверил… и раскис. Замурлыкал, как котенок, тычется
головой, кружится, как пьяный, вот-вот заплачет или скажет что-нибудь. И с
того вечера стал я для него единственной любовью, откровением, радостью, Богом, что ли, уж не знаю, как это на ихнем языке: ходит за мною по пятам, лезет на колена, его уж другие бьют, а он лезет, как слепой; а
то ночью заберется на постель и так развязно, к самому лицу — даже неловко ему сказать, что он облезлый и что даже кухарка им гнушается!
Склонив
голову на руки, сидел на пенечке Саша и не
то думал, не
то грезил — под стать текли образы, безболезненно и тихо меняя формы свои, как облака.
И странно было
то, что среди всей этой сумятицы, от которой кругом шла
голова, крови и огня, спокойно шла обычная жизнь, брались недоимки, торговал лавочник, и мужики, вчера только гревшиеся у лесного костра, сегодня ехали в город на базар и привозили домой бублики.
Было молчанье. И в молчанье осторожно, чтобы не шуметь, поднялся Жегулев и тихонько побрел на свое гордо — одинокое атаманское место. А через полчасика к
тому же заповедному месту подобрался Еремей, шел тихо и как будто невнимательно, покачиваясь и пробуя на зуб травинку. Присел возле Саши и, вытянув шею, поверх куста заглянул для какой-то надобности в глухой овраг, где уже густились вечерние тени, потом кивнул Саше
головой и сказал просто и мягко...
И кто с этой стороны, опоздавший и ослепленный пламенем, встречал скачущих мужиков,
тот в страхе прыгал в канаву; смоляно-черные телеги и кони в непонятном смешении оглобель,
голов, приподнятых рук, чего-то машущего и крутящегося, как с горы валились в грохот и рев.
— Нет, погоди, что я на базаре-то слыхал! Будто раскапывали это кладбище, что под горой, так что ж ты думаешь? — все покойники окарач стоят, на четвереньках, как медведи. И какие барины, так
те в мундирах, а какие мужики и мещане, так
те совсем
голые, в чем мать родила, так
голой задницей в небо и уставились. Ей-Богу, правда, провалиться мне на этом месте. Смехота!
На мгновение замирает мысль, дойдя до
того страшного для себя предела, за которым она превращается в
голое и ненужное безумие. И начинает снизу, оживает в менее страшном и разъяряется постепенно и грозно — до нового обрыва.
В бреду Саша. Вскрикнув, он бросается к Еремею, падает на колени и прячет
голову в полах армяка: словно все дело в
том, чтобы спрятать ее как можно глубже; охватывает руками колени и все глубже зарывает в темноту дрожащую
голову, ворочает ею, как тупым сверлом. И в густом запахе Еремея чувствует осторожное к волосам прикосновение руки и слышит слова...
Радовало все: и
то, что не идут по делу и не уходят от погони, а как бы гуляют свободно; и
то, что нет посторонних, одни в дружбе и доверии и не чувствуют платья, как
голые.
Набрав в легкие воздуху, подняли молчащее тяжелое тело и двинулись в
том же порядке: Андрей Иваныч, менее сильный, нес ноги и продирался сквозь чащу, Саша нес, задыхаясь, тяжелое, выскользающее туловище; и опять трепалась на левой руке безвольная и беспамятная, словно мертвая,
голова.
Елена Петровна, молодая и прекрасная, совсем не
та, которая была по ошибке, гладит Сашину
голову и смеется...
Словно колокол церковный прозвучал в отдалении и стих. Опустил
голову и матрос, слышит в тишине, как побаливает на ноге гниющая ранка, и беспокоится: не доходит ли тяжкий запах до Жегулева? И хочется ему не
то чтобы умереть, а — не быть. Не быть.
Опустились
головы и глаза —
то ли в тяжком раздумье и своих слезах,
то ли из желания не стыдить плачущего взглядами. Накалились соломинки и млели, как проволока светящаяся, плавилось золото хлебное и превращалось в тлен.
Легко идется по земле
тому, кто полной мерой платит за содеянное. Вот уже и шоссе, по которому когда-то так легко шагал какой-то Саша Погодин, — чуть ли не с улыбкой попирает его незримые отроческие следы крепко шагающий Сашка Жегулев, и в темной дали упоенно и радостно прозревает светящийся знак смерти. Идет в темноту, легкий и быстрый: лица его лучше не видеть и сердца его лучше не касаться, но тверда молодая поступь, и гордо держится на плечах полумертвая
голова.
В призрачном свете, что бросали на землю красные тучи, словно колыхались четыре столба с привязанными мертвецами. Чернели тенью опущенные лица
тех трех, но
голова Жегулева была слегка закинута назад, как у коренника, и призрачно светлело лицо, и улыбался слишком большой, разорванный рот с белеющими на стороне зубами.
Чай пили и обедали вдвоем только на кончике большого стола, и только кончик этот застилался скатертью — словно так велик был Саша, что один занимал всю
ту большую
голую половину стола.
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за
то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою
голову и на твою важность!
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в
голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в
голове, — один из
тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты,
тем более он выиграет. Одет по моде.
Городничий. Не погуби! Теперь: не погуби! а прежде что? Я бы вас… (Махнув рукой.)Ну, да бог простит! полно! Я не памятозлобен; только теперь смотри держи ухо востро! Я выдаю дочку не за какого-нибудь простого дворянина: чтоб поздравление было… понимаешь? не
то, чтоб отбояриться каким-нибудь балычком или
головою сахару… Ну, ступай с богом!
Он ученая
голова — это видно, и сведений нахватал
тьму, но только объясняет с таким жаром, что не помнит себя.