Неточные совпадения
Вскоре
после его приезда отправили гонца с письмом в Троицкое к Арине Васильевне; в письме Курмышева уведомляла, что старуха Бактеева сделалась отчаянно больна, желает видеть и благословить внучку, а потому просит прислать ее с кем-нибудь; было прибавлено, что без сомнения Степан Михайлович не будет гневаться за нарушение его приказания, и конечно бы
отпустил внучку проститься с своей родной бабушкой.
Александра Степановна вела себя надменно, беспрестанно оговариваясь и
отпуская разные колкости, как например: «Мы рады, рады дорогим гостям, милости просим; братец, конечно, не осудит, да только я уж и не знаю, как сестрице Софье Николавне и войти в нашу лачужку
после городских палат у своего батюшки.
Мы ездили за клубникой целым домом, так что только повар Макей оставался в своей кухне, но и его
отпускали после обеда, и он всегда возвращался уже к вечеру с огромным кузовом чудесной клубники.
Царь милостиво взглянул на представленные ему образцы привезенной Иваном Кольцом дани из его «нового царства». Она состояла из великолепных соболей, лисиц и горностаев. Затем он
отпустил послов, наказав приближенным не забывать их достойным чествованием.
Неточные совпадения
Затем приказал князь обнести
послов водкою, да одарить по пирогу, да по платку алому, и, обложив данями многими,
отпустил от себя с честию.
Илья Ильич еще холоднее простился с толпой друзей. Тотчас
после первого письма старосты о недоимках и неурожае заменил он первого своего друга, повара, кухаркой, потом продал лошадей и, наконец,
отпустил прочих «друзей».
— Нет, я вас не
отпущу. Идите со мною. Я не спокойна, вы говорите; я не могу судить, вы говорите, — хорошо, обедайте у нас. Вы увидите, что я буду спокойна.
После обеда маменька спит, и мы можем говорить.
Собравшись с духом и отслуживши молебен Иверской, Алексей явился к Сенатору с просьбой
отпустить его за пять тысяч ассигнациями. Сенатор гордился своим поваром точно так, как гордился своим живописцем, а вследствие того денег не взял и сказал повару, что
отпустит его даром
после своей смерти.
Борьба насмерть шла внутри ее, и тут, как прежде, как
после, я удивлялся. Она ни разу не сказала слова, которое могло бы обидеть Катерину, по которому она могла бы догадаться, что Natalie знала о бывшем, — упрек был для меня. Мирно и тихо оставила она наш дом. Natalie ее
отпустила с такою кротостью, что простая женщина, рыдая, на коленях перед ней сама рассказала ей, что было, и все же наивное дитя народа просила прощенья.