Неточные совпадения
Кроме удовлетворения собственной потребности — есть что-то невыразимо утешительное и обольстительное
в мысли, что, передавая свои впечатления, возбуждаешь сочувствие к ним
в читателях, преимущественно охотниках до каких-нибудь
охот.
«Ну, это уж его
охота, уж он охотник», — говорят, желая оправдать или объяснить, почему так неблагоразумно или так странно поступает такой-то человек,
в таком-то случае… — и объяснение всем понятно, всех удовлетворяет!
Как зарождается
в человеке любовь к какой-нибудь
охоте, по каким причинам, на каком основании?..
Конечно, нельзя оспорить, что
охота передается воспитанием, возбуждается примером окружающих; но мы часто видим, что сыновья, выросшие
в доме отца-охотника, не имеют никаких охотничьих склонностей и что, напротив, дети людей ученых, деловых ex professo, никогда не слыхавшие разговоров об
охоте, — делаются с самых детских лет страстными охотниками.
Сколько раз случалось мне замечать, что многие из них не пройдут мимо кошки или собаки, не толкнув ее ногой, не лукнув
в нее камнем или палкой, тогда как другие, напротив, защищают бедное животное от обид товарищей, чувствуют безотчетную радость, лаская его, разделяя с ним скудный обед или ужин; из этих мальчиков непременно выйдут охотники до какой-нибудь
охоты.
Положим, что между людьми, живущими
в праздности и довольстве, ребячьи фантазии и склонности, часто порождаемые желанием подражать большим людям, могут впоследствии развиться, могут обратиться
в страсть к
охоте в года зрелого возраста; но мы найдем между крестьянами и, всего чаще, между небогатыми, которым некогда фантазировать, некому подражать, — страстных, безумных охотников: я знавал их много на своем веку.
Другие охотники, переходя с детских лет постепенно от одной
охоты к другой, предпочитают всегда последнюю всем предыдущим; но совершенно оставляя прежние
охоты, они сохраняют теплое и благодарное воспоминание о них,
в свое время доставлявших им много наслаждений.
Наконец, есть охотники четвертого разбора: охотники до всех
охот без исключения, готовые заниматься всеми ими вдруг,
в один и тот же день и час.
Последнее доказывается словами: «к водам рыщение», а равно и тем, что перепелок никогда около Москвы,
в достаточном числе для
охоты, не бывало, да и быть не могло.
Когда ястреб скинул погадку, идти с ним
в поле на
охоту; до совершения же этой операции даже вольные хищные птицы, как утверждают охотники, ничего не ловят и не едят.
В это же время прикрепляют к ястребу бубенчик,
в чем хотя нет необходимости, но что на
охоте бывает очень полезно.
Чтоб выносить скоро, надобно усмирить ястреба бессонницей и голодом, выморить его, а это иногда так ослабляет силы всего организма, что после ничем нельзя восстановить его, тогда как продолжительная носка дает возможность выучить ястреба сытого, полного сил, вкоренить
в него ученье одной привычкой, которая гораздо вернее насильственной покорности от голода и бессонницы; даже
в продолжение травли все свободное от
охоты время, кроме пятичасового сна, надобно носить ястреба на руке постоянно, особенно слетка.
Отняв перепелку, охотник, за спиною у себя, отрывает ей голову, кладет к себе
в вачик, а шейку с головкой показывает ястребу, который и вскакивает с земли на руку охотника, который, дав ему клюнуть раза два теплого перепелиного мозжечка, остальное прячет
в вачик и отдает ястребу после окончания
охоты.
Живо воображая себе эту
охоту теперь, с удовольствием и вместе с удивлением вспоминаю, как я увлекался ею
в ребячестве и какие страстные охотники были до нее мои товарищи, люди пожилые и даже старики!
Я затравил
в продолжение моей
охоты с ястребами одного жирного осеннего вальдшнепа совершенно нечаянно, думая, что собака ищет по коростелю
в лесной опушке; затравил двух чирков и одного болотного молодого кулика; голубей русских перетравил множество, а также галок и сорок; но только два ястреба из нескольких десятков ловили у меня отлично последних трех птиц.
Причина очевидная: я с жаром занимался
охотой и не записывал постоянно убыли
в породах дичи, хотя не мог не заметить ее.
Хотя эту
охоту положительно назвать добычливою,
в промышленном значении этого слова, но
в скучное, бесконечное зимнее время
в отдаленной деревне, за отсутствием всех других
охот, и ею заняться с удовольствием.
Оставя
в стороне
охоту, уже непонятную
в зрелом возрасте, я не могу, однако, вспоминать без живого удовольствия, как хороши были эти ночевки
в поле, после жаркого дня,
в прохладном ночном воздухе, напоенном ароматами горных, степных трав при звучном бое перепелов, криках коростелей и посвистываньях тушканчиков и сурков.
Охота с острогою может доставить много удовольствия особенно потому, что производится
в позднюю осень, когда рыба уже перестала клевать, следственно первой, лучшей из рыболовных
охот, уже не существует, да и другими способами
в это время года ловить рыбу неудобно.
Не меньшее преимущество этой
охоты состоит
в том, что острогою бьется крупная рыба, как-то: щуки, сомы, жерихи, судаки и проч., достигающие иногда такой величины, что обыкновенные рыболовные снасти их не удержат: я разумею бредни, небольшие невода, сети и вятели.
Надобно еще прибавить, что эта
охота бывает ночью и весь короткий осенний день остается свободным для охотника и он может заниматься всякими другими
охотами, существующими
в позднее, осеннее время года.
Охота с острогою имеет
в себе даже много поэтического, и хотя люди, занимающиеся ею, по-видимому, не способны принимать поэтических впечатлений, но тем не менее они чувствуют, понимают их бессознательно, говоря только, что «ездить с острогою весело!»
Чтобы дать более ясное и более полное понятие об этой
охоте, я опишу со всеми подробностями одну из моих самых замечательных и добычливых поездок с острогою,
в которой я, по молодости моих лет, был только зрителем, а не действующим лицом.
Если б это случилось со мной
в поре зрелого возраста, когда
охота к рыбной ловле была уже развита во мне вполне, если б это случилось даже теперь со мною — кажется, впечатление было бы еще сильнее.
Куниц ловить мне не удавалось, потому что их водилось очень мало
в тех местах, где я живал и охотился; но хорьков, горностаев и ласок я лавливал разными поставушками, и об этой-то
охоте, также горячо любимой мною
в ребячестве и ранней молодости, доставлявшей мне
в свою очередь много радостных минут, хочу я рассказать молодым, преимущественно деревенским охотникам.
Кажется, что найти привлекательного
в этой
охоте?
Но именно
в том состоит тайна всех
охот, что их нельзя объяснить и определить.
Я слыхал, что
в Вятской и Пермской губерниях ловили прежде огромными капканами медведей и росомах, но больше я ничего не знаю об этой интересной
охоте.
Хотя я хаживал на эту
охоту только за зайцами и всегда с опытными мастерами, но никогда не умел ставить хорошо капканы, и
в мои снасти как-то зверь мало попадал. У меня недоставало терпения для отчетливой, медленной работы, требующей много времени и аккуратности, и я должен признаться что ходьба по снегу пешком или на лыжах,
в зимнюю стужу мне не очень нравилась.
Цель этой
охоты состоит
в том, чтобы гнаться за зверем верхом до тех пор, пока он, выбившись из сил, не
в состоянии будет сделать ни одного прыжка, и тогда убить его арапником, дубинкой или взять его живьем.
Охота производится следующим образом: как скоро ляжет густая пороша, двое или трое охотников, верхами на добрых незадушливых конях, [
В Оренбургской губернии много есть лошадей, выведенных от башкирских маток и заводских жеребцов; эта порода отлично хороша вообще для
охоты и
в особенности для гоньбы за зверем] вооруженные арапниками и небольшими дубинками, отправляются
в поле, разумеется рано утром, чтобы вполне воспользоваться коротким осенним днем; наехав на свежий лисий нарыск или волчий след, они съезжают зверя; когда он поднимется с логова, один из охотников начинает его гнать, преследовать неотступно, а другой или другие охотники, если их двое, мастерят, то есть скачут стороною, не допуская зверя завалиться
в остров (отъемный лес), если он случится поблизости, или не давая зверю притаиться
в крепких местах, как-то: рытвинах, овражках, сурчинах и буераках, поросших кустарником.
Есть такие ловкие охотники, которые
в одиночку заганивают лису и приводят ее живую на веревке. При такой одиночной
охоте, загнав лису, надобно левою рукою держать ее за уши, а правою надеть на нее намордник.
Вера их
в колдовство относительно
охоты состоит
в том, что колдуну приписывается уменье заговаривать ружья и всякие звероловные и рыболовные снасти.
Уверенность
в недобром глазе, какой бывает у некоторых людей, преимущественно старух и стариков,
в способности их «сглазить», или «озепать», очень укоренена
в охотниках. Они верят этой силе безусловно и не только сами боятся встречи с такими людьми, особенно при выходе на
охоту, но берегут от них собак и ястребов, даже прячут ружья и всякие звероловные и рыболовные снасти.
Если какая бы то ни была женщина, не примеченная охотником, неожиданно перейдет ему поперек дорогу, охотник теряет надежду на успешную
охоту, нередко возвращается домой и через несколько времени отправляется уже совсем
в другую сторону, по другой дороге.
4) Если кто-нибудь скажет охотнику, идущему стрелять: «Принеси крылышко», зверолову — «Принеси шерстки или хвостик», а рыбаку — «Принеси рыбьей чешуйки», то охотник считает, что
охота его
в этот день не будет удачна. Вышеприведенными мною словами часто дразнят охотников нарочно, так, ради шутки, за что они очень сердятся и за что нередко больно достается шутникам.
В заключение я должен признаться, что внезапная легкоранность ружей не один раз смущала меня
в продолжение многолетней моей
охоты; это же необъяснимое обстоятельство случалось и с другими знакомыми мне охотниками.
Много раз езжал я с другими охотниками на
охоту за волками с живым поросенком, много раз караулил волков на привадах, много раз подстерегал тех же волков из-под гончих, стоя на самом лучшем лазу из острова,
в котором находилась целая волчья выводка, — и ни одного волка
в глаза не видал. Но вот что случилось со мной
в молодости. Это было
в 1811 году, 21 сентября.
Желудок его оказался туго набит свежим свиным мясом вместе со щетиной. По справке открылось, что
в это самое утро эти самые волки зарезали молодую свинью, отбившуюся от стада. И теперь не могу я понять, как сытые волки
в такое раннее время осени, середи дня, у самой деревни могли с такою наглостью броситься за собаками и набежать так близко на людей. Все охотники утверждали, что это были озорники, которые озоруют с жиру.
В летописях
охоты, конечно, назвать этот случай одним из самых счастливейших.
Некоторые из случайностей ружейной
охоты, рассказанные мною
в моих охотничьих записках, как-то: улетевший селезень-широконоска, лежавший мертвым несколько часов
в ящике охотничьих дрожек, тетерева, улетавшие с разбитыми задами и висящими из них кишками, и пр. и пр. — могли показаться, особенно не охотникам, неправдоподобными, потому что охотники имеют репутацию людей, любящих красное словцо.
Вот еще случай, весьма замечательный и
в то же время служащий убедительным доказательством, что смертельно раненные птицы очень далеко улетают сгоряча и гибнут потом даром и что необходимо пристально наблюдать, если позволяет местность, каждую птицу,
в которую выстрелил охотник.
В последнее время моей
охоты я строго наблюдал это правило и нередко получал иногда добычу, которая ускользнула бы у другого охотника.