Неточные совпадения
Кокошкин, страстный охотник играть на
театре, подкрепленный моим горячим сочувствием, не замедлил завести у себя
в доме благородные спектакли,
в которых впоследствии принимал участие и Загоскин, хотя он вовсе не имел сценических дарований и притом
был забывчив, рассеян и очень способен приходить
в крайнее смущение.
Он
был прежде коротко знаком с Кокошкиным; они даже некогда игрывали вместе на
театре,
в доме у кн.
Статья моя о
театре и театральном искусстве, не помню только под каким заглавием,
была напечатана
в «Вестнике Европы», туда же послал я подробный и строгий разбор «Федры», переведенной Лобановым, но, не знаю почему, Каченовский не напечатал моей критики, и я более ничего ему не посылал.
Директором
был определен Кокошкин, а членом дирекции по хозяйственной части — Загоскин; репертуарным членом
был назначен Арсеньев, человек очень любезный и образованный, даже знаток и страстный поклонник греческой литературы; но
в репертуарные дела он не мешался и предоставил их Кокошкину, который, по страстной своей охоте к
театру, ревностно занимался репертуарною частью.
Верстовский определился директором музыки
в Московский
театр во время моего отсутствия, Щепкин также без меня поступил на сцену; но мне столько об них писали, а им столько обо мне наговорили и Кокошкин, и Загоскин, и особенно Писарев, что мы заочно
были уже хорошо знакомы и потому встретились, как давнишние приятели, и даже обрадовались друг другу.
Хотя я видел Щепкина на сцене
в первый раз, но по общему отзыву знал, что это артист первоклассный, и потому я заметил Писареву, что немного странно играть такую ничтожную роль такому славному актеру, как Щепкин; но Писарев с улыбкою мне сказал, что князь Шаховской всем пользуется для придачи блеска и успеха своим пиесам и что Щепкин, впрочем, очень рад
был исполнить желание и удовлетворить маленькой слабости сочинителя, великие заслуги которого русскому
театру он вполне признает и уважает.
Публика горячо сочувствовала и сочинителям и актерам, и
в партере
театра было так же много жизни и движения, как и на сцене.
Хотя г-жа Ежова коротко знала автора по петербургской сцене, привыкла к его безумным вспышкам и,
будучи неуступчивого нрава, никогда ему не покорялась, а, напротив, заставляла его плясать по своей дудке, но
в Петербурге она
была дома, как будто
в своей семье, — здесь же совсем другое дело; она сама приехала
в гости
в Москву, и сцена Большого Петровского
театра, полная разного народа, казалась ей чужой гостиной.
Тальма
в слуги тебе не годится: ты
был сегодня бог!» — Через несколько дней после этого спектакля, когда Шаховской находился еще
в упоении от игры Мочалова
в роли князя Радугина, приехал
в Москву из Петербурга какой-то значительный господин, знаток и любитель
театра, давнишний приятель князя Шаховского.
Фрака не
было ни одного
в целом
театре, кроме оркестра, куда иногда и я приходил; остальное же время я стоял или сидел за кулисами, но так глубоко, чтобы меня не могли увидеть из боковых лож.
Я заглянул
в директорскую ложу и
был поражен необычайным и невиданным мною зрелищем; но чтоб лучше видеть полную картину, я сошел
в оркестр: при ярком освещении великолепной залы Большого Петровского
театра, вновь отделанной к коронации, при совершенной тишине ложи всех четырех ярусов (всего их находится пять)
были наполнены гвардейскими солдатами разных полков;
в каждой ложе сидело по десяти или двенадцати человек; передние ряды кресел и бельэтаж, предоставленные генералам, штаб-и обер-офицерам,
были еще пусты.
Все служащие при
театре, которым следовало тут присутствовать,
были в мундирах.
Если б пиеса давалась
в пустом
театре, то это
было бы естественно; но
театр был полон людьми от верху до низу.
[Разумеется, это
была часть солдат, бывших
в театре: некоторым пришлось возвращаться
в лагерь на Ходынке.]
Общество наше уменьшилось. Мы потеряли самого приятного собеседника: Верстовский, как директор музыки при
театре, должен
был уехать
в Москву.
В Бедрине не
было фортепьяно, и потому мы лишены
были удовольствия слушать одушевленное пение Верстовского: без аккомпанемента он никогда не
пел, отзываясь слабостью голоса. Кокошкин торжественно обещал, что к будущему нашему приезду
будет привезена рояль.
[
В первый раз «Благородный
театр»
был дан 28 декабря 1827 года; по крайней мере так напечатано
было в «Московских ведомостях»; подлинный же репертуар сгорел вместе со всем театральным архивом
в последнем пожаре Петровского
театра.]
Принуждены
были объявить, что переводчик болен и его нет
в театре; но переводчик и больной не оставался
в этот вечер равнодушным к своему водевилю, нетерпеливо ждал известия, как он прошел, и
был очень доволен его успехом.
Двадцать седьмого января,
в бенефис Щепкина,
были разыграны последние труды для
театра Писарева —
в последний раз при его жизни.
Я сначала просил их объявить, что меня нет
в театре, хотя это
было бы странно и неловко, потому что все знакомые меня видели.
— Только, наверное, отвергнете, оттолкнете вы меня, потому что я — человек сомнительный, слабого характера и с фантазией, а при слабом характере фантазия — отрава и яд, как вы знаете. Нет, погодите, — попросил он, хотя Самгин ни словом, ни жестом не мешал ему говорить. — Я давно хотел сказать вам, — все не решался, а вот на днях
был в театре, на модной этой пиесе, где показаны заслуженно несчастные люди и бормочут черт знает что, а между ними утешительный старичок врет направо, налево…
Неточные совпадения
— У нас, ваше высокородие, при предместнике вашем, кокотки завелись, так у них
в народном
театре как
есть настоящий ток устроен-с. Каждый вечер собираются-с, свищут-с, ногами перебирают-с…
Во французском
театре, которого он застал последний акт, и потом у Татар за шампанским Степан Аркадьич отдышался немножко на свойственном ему воздухе. Но всё-таки
в этот вечер ему
было очень не по себе.
Из
театра Степан Аркадьич заехал
в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и
в 12 часов
был уже у Дюссо, где ему нужно
было быть у троих, как на его счастье, стоявших
в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Неприятнее всего
была та первая минута, когда он, вернувшись из
театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены
в руке, не нашел жены
в гостиной; к удивлению, не нашел ее и
в кабинете и наконец увидал ее
в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской
в руке.
Вронский поехал во Французский
театр, где ему действительно нужно
было видеть полкового командира, не пропускавшего ни одного представления во Французском
театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день.
В деле этом
был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут
были замешаны интересы полка.