Неточные совпадения
Гоголь сделался болен и
духом и телом.
Сосницкий сначала был недурен; много было естественности и правды в его игре; слышно было, что
Гоголь сам два раза читал ему «Ревизора», он перенял кое-что и еще не забыл; но как скоро дошло до волнений
духа, до страсти, говоря по-театральному, — Сосницкий сделался невыносимым ломакой, балаганным паясом.
Я не спрашивал
Гоголя в подробности, что с ним случилось: частью из деликатности, не желая насиловать его природной скрытности, а частью потому, что боялся дотрогиваться до таких предметов и явлений, которым я не верил и теперь не верю, считая их порождением болезненного состояния
духа и тела.
Несмотря на то, что
Гоголь был сильно занят этим делом, очевидно было, что он час от часу более расстроивался
духом и даже телом; он чувствовал головокружение и один раз имел такой сильный обморок, что долго лежал без чувств и без всякой помощи, потому что случилось это наверху, в мезонине, где у него никогда никого не было.
Если мои записки войдут когда-нибудь, как материал, в полную биографию
Гоголя, то, конечно, читатели будут изумлены, что приведенные мною сейчас два письма, написанные словами, вырванными из глубины души, написанные
Гоголем к лучшим друзьям его, ценившим так высоко его талант, были приняты ими с ропотом и осуждением, тогда как мы должны были за счастье считать, что судьба избрала нас к завидной участи: успокоить
дух великого писателя, нашего друга, помочь ему кончить свое высокое творение, в несомненное, первоклассное достоинство которого и пользу общественную мы веровали благоговейно.
При хладнокровном взгляде на письма
Гоголя можно теперь видеть, что большое письмо его о путешествии в Иерусалим, а равно вышеприведенное письмецо к Ольге Семеновне содержат в себе семена и даже всходы того направления, которое впоследствии выросло до неправильных и огромных размеров. Письмо к сестре, о котором упоминает
Гоголь, осталось нам неизвестным. Но письма к другой сестре его, Анне Васильевне, написанные, без сомнения, в том же
духе, находятся теперь у Кулиша, и мы их читали.
Неточные совпадения
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.В.
Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтобы и
духу их не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Но по
духу своему странниками были и наиболее творческие представители русской культуры, странниками были
Гоголь, Достоевский, Л. Толстой, Вл. Соловьев и вся революционная интеллигенция.
В первой части «Мертвых душ» есть места, по
духу своему близко подходящие к «Переписке», но «Мертвые души» от этого не теряли своего общего смысла, столь противоположного теоретическим воззрениям
Гоголя.
Гоголя мучило, что Россия одержима
духами зла и лжи, что она полна рож и харь, и трудно в ней найти человека.
Более всего проникал
Гоголь в
духи лжи, терзающие Россию.