Неточные совпадения
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно, что, впрочем, всегда соединяется
с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею, даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком
расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Во-первых, они легки и силою пороха относятся в сторону от цели, отчего могут быть употреблены
с успехом только в близком
расстоянии.
Даю только еще один совет,
с большою пользою испытанный мною на себе, даю его тем охотникам, горячность которых не проходит
с годами: как скоро поле началось неудачно, то есть сряду дано пять, шесть и более промахов на близком
расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать стрелять и по крайней мере на полчаса присесть, прилечь и отдохнуть.
На обширных болотах, не слишком топких или по крайней мере не везде топких, не зыблющихся под ногами, но довольно твердых и способных для ходьбы, покрытых небольшими и частыми кочками, поросших маленькими кустиками, не мешающими стрельбе, производить охоту целым обществом; охотники идут каждый
с своею собакой, непременно хорошо дрессированною, в известном друг от друга
расстоянии, ровняясь в одну линию.
Конечно, только охотник, принявший в соображение дальность меры,
расстояние между летевшими птицами, несоразмерную
с их величиною крупноту дроби, неверность выстрела, невероятно счастливый разнос дроби и редкость добычи, — может вообразить мою тогдашнюю безумную радость. Желаю каждому страстному охотнику, возвращаясь домой, так удачно разрядить свое ружье!
Селезень присядет возле нее и заснет в самом деле, а утка, наблюдающая его из-под крыла недремлющим глазом, сейчас спрячется в траву, осоку или камыш; отползет, смотря по местности, несколько десятков сажен, иногда гораздо более, поднимется невысоко и, облетев стороною, опустится на землю и подползет к своему уже готовому гнезду, свитому из сухой травы в каком-нибудь крепком, но не мокром, болотистом месте, поросшем кустами; утка устелет дно гнезда собственными перышками и пухом, снесет первое яйцо, бережно его прикроет тою же травою и перьями, отползет на некоторое
расстояние в другом направлении, поднимется и, сделав круг, залетит
с противоположной стороны к тому месту, где скрылась; опять садится на землю и подкрадывается к ожидающему ее селезню.
Если утка скрывается
с утятами в отдельном камыше или береговой траве и охотник
с собакой подойдет к ней так близко, что уйти некуда и некогда, утка выскакивает или вылетает, смотря по
расстоянию, также на открытую воду и производит тот же маневр: ружейный выстрел прекращает тревогу и убивает матку наповал.
Для этого надевают на утку хомутик и привязывают ее на снурке к колышку,
с кружком для отдыха, посреди какой-нибудь лужи, и не в дальнем
расстоянии ставят шалаш, в котором сидит охотник.
Выстрелил я
с подъезда в пару чирков, проворно отплывавших от плоского берега на середину широкого пруда, где в недоступном для ружья
расстоянии плавала большая стая черни.
Нырок не вдруг поднимается
с воды, завидя человека: он сейчас начинает так проворно нырять, что на широкой воде в одну минуту очутится в безопасном
расстоянии от выстрела.
Выбирают привольное место, не слишком в дальнем
расстоянии от воды и леса,
с изобильными пастбищами для скота, ставят войлочные свои шатры, вообще известные под именем калмыцких кибиток, строят плетневые шалаши и водворяются в них.
Однажды подъезжал я к стрепету, который, не подпустив меня в настоящую меру, поднялся; я ударил его влет на езде, и мне показалось, что он подбит и что, опускаясь книзу, саженях во ста от меня, он упал; не выпуская из глаз этого места, я сейчас побежал к нему, но, не добежав еще до замеченной мною местности, я на что-то споткнулся и едва не упал; невольно взглянул я мельком, за что задела моя нога, и увидел лежащего стрепета
с окровавленною спиной; я счел его за подстреленного и подумал, что ошибся
расстоянием; видя, что птица жива, я проворно схватил ее и поднял.
Обыкновенно, подъехав в меру, я соскакивал
с дрожек и шел прямо к стрепету до тех пор, пока он не поднимался, тогда я стрелял, не торопясь, на каком мне угодно
расстоянии и редко прибегал к другому стволу.
Гораздо более смелости и горячности к детям показывают кроншнепы малого рода; средние — осторожнее, а большие даже
с первого раза никогда не налетают слишком близко на человека, разве как-нибудь нечаянно: они сейчас удалятся на безопасное
расстояние и начнут летать кругом, испуская свои хриплые, как будто скрипящие, короткие трели.
Как только молодые начнут свободно летать, то всякое утро, на рассвете, вся стая поднимается
с места ночлега лётом и перемещается на недальнее
расстояние; побегав немного, через несколько минут скликается, делает другой перелет и там остается на целый день.
[В некоторых, более лесных уездах Оренбургской губернии, где растут породы и смолистых дерев, водятся олени, рыси и росомахи; в гористых местах — дикие козы, а в камышах и камышистых уремах по Уралу — кабаны] Между белками попадаются очень белесоватые, почти белые, называемые почему-то горлянками, и белки-летяги: последние имеют
с обеих сторон, между переднею и заднею лапкою, кожаную тонкую перепонку, которая, растягиваясь, помогает им прыгать
с дерева на дерево, на весьма большое
расстояние.
Добрая собака, особенно
с верхним чутьем, не станет долго копаться над их следами, а рыская на кругах в недальнем
расстоянии от охотника, скоро почует выводку, сделает стойку, иногда за сто и более шагов, и поведет своего хозяина прямо к птице.
Убитых из шалашей тетеревов надобно сбирать в то время, когда нигде кругом не видно сидящего тетерева, а всего лучше по окончании стрельбы, иначе распугаешь тетеревов, хотя должно признаться, что, несмотря на доброе ружье, крупную дробь и близкое
расстояние (кажется, достаточные ручательства, что тетерева должны быть убиты наповал или смертельно ранены), редко бывает поле, чтоб охотник собрал всех тетеревов, по которым стрелял и которые падали
с присад, как будто убитые наповал: одного или двух всегда не досчитываются.
Наконец, где то удовольствие, которое чувствует стрелок от удачных, блистательных выстрелов по дальности
расстояния или неудобству, побежденным далекобойностью ружья, меткостью и проворством? — выстрелов, которые весьма нередко случаются при стрельбе
с подъезда и сохраняются навсегда в памяти охотника?..
Если нужда заставляет охотиться
с собакой, которая гоняется, то как скоро она найдет высыпку, надобно сейчас привязать собаку, потому что гораздо больше убьешь без нее, особенно если несколько человек
с ружьями или без ружей будут идти около охотника не в дальнем
расстоянии друг от друга, равняясь в одну линию.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях на далекое
расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего,
с шерстью и мелкими костями.
Он сидел несколько боком ко мне, шевелил ушами и передними лапками, прислушивался к шуму и, по-видимому, меня не замечал;
расстояние было недалекое, оба ствола моего ружья заряжены крупной гусиной дробью, я собрался
с духом, приложился, выстрелил — заяц необычайно пронзительно и жалобно закричал и повалился, как сноп, на землю…