Неточные совпадения
С этим же криком бегает он иногда по болоту, а все чаще издает эти звуки,
сидя на сучке сухого дерева, или на высоком пне, или даже на кусту; последнее, впрочем, бывает очень редко; знаю я также, что токующих бекасов, разумеется, самцов, охотники-промышленники приманивают на голос самки и бьют сидячих.
Всякая птица держится около воды, а рябчики, как говорят
охотники, любят,
сидя на деревьях, дремать под тихое журчанье лесной речки, в которой завелись уже и кутема и пеструшка, и выпрыгивают по вечерним зарям на поверхность воды, ловя толкущихся на ней мошек и сумеречных бабочек.
В полдень гуси также спят,
сидя на берегу, и менее наблюдают осторожности; притом дневной шум, происходящий от всей живущей твари, мешает сторожевому гусю услышать шорох приближающегося
охотника: всего лучше подъезжать на лодке, если это удобно.
Посредством этих веревочек, прикрепленных к двум верхним углам сети, поднимается она во всю вышину шестов, концы же веревочек проведены в шалаш или куст, в котором
сидит охотник.
Для этого надевают на утку хомутик и привязывают ее на снурке к колышку, с кружком для отдыха, посреди какой-нибудь лужи, и не в дальнем расстоянии ставят шалаш, в котором
сидит охотник.
Убить несколько стрепетов одним зарядом — великая редкость: надобно, чтоб большая стая подпустила в меру и
сидела кучно или чтоб вся стая нечаянно налетела на
охотника; убивать пару, то есть из обоих стволов по стрепету, мне случалось часто, но один только раз убил я из одного ствола трех стрепетов сидячих, а из другого двух влет; это случилось нечаянно: я наскакал на порядочную стаю, которая притаилась в густой озими, так что ни одного стрепета не было видно; в нескольких саженях двое из них подняли свои черные головки, кучер мой увидел их и указал мне; из одного ствола выстрелил я по сидячим, а из другого по взлетевшей стае: трое остались на земле, два упали сверху; стрепетов было штук тридцать.
То же должно сказать о стрельбе вообще всякой сидячей птицы, кроме тетеревов и вяхирей, которые,
сидя на деревьях и посматривая с любопытством на рысканье собаки, оттого даже менее обращают внимания на
охотника и ближе его подпускают, всякая другая птица, сидящая на земле, гораздо больше боится собаки, чем приближающегося человека.
Кречетки живут парами; самец и самка
сидят попеременно на яйцах не более двух недель с половиною; оба кружатся над
охотником, стараясь отвлечь его в сторону, налетают гораздо ближе и вьются неотступнее кроншнепов, с которыми вместе, по крайней мере в продолжение лета, питаются совершенно одинаким кормом. предположить, что и впоследствии времени самец разделяет с самкою все заботы о детях до полного их возраста, хотя кречетки исчезают так скоро, что нельзя сделать наблюдения над выводками молодых, уже начавших летать.
Покуда
охотник успеет сказать пиль и собака подойти или броситься к тому месту, где
сидела птица, коростель убежит за десять, за двадцать сажен; снова начнет искать собака по горячему следу, снова сделает стойку, и опять повторится та же проделка; собака разгорячится и начнет преследовать прыжками беспрестанно ее обманывающего дергуна и, наконец, спугнет его; но это чрезвычайно портит собаку.
В половине мая некоторые перепелки уже
сидят на гнездах: такие выводки называются ранниками, зато иные выводят детей в исходе июля, которые и называются поздышами. Итак, в течение двух месяцев всегда найти самых маленьких перепелят. Это исключительное свойство перепелок заставляет многих
охотников думать, что одна и та же самка выводит два раза детей в одно лето.
Охотники объясняют это обстоятельство тем, что перепелка не вдруг высиживает всех своих цыплят, что будто она вытаскивает из гнезда первых вылупившихся перепелят и продолжает
сидеть на остальных яйцах.
Когда собака приищет перепелку и станет над ней, то
охотник поднимает руку, на которой
сидит ястреб, как выше, над самой птицей.
Разумеется,
сидя на таком месте, он совершенно безопасен от ружья
охотника: если вы подъедете или подойдете близко к сосне, то нижние ветви закроют его и вам ничего не будет видно, если же отойдете подальше и глухарь сделается виден, то расстояние будет так велико, что нет никакой возможности убить дробью такую большую и крепкую птицу, хотя бы ружье было заряжено безымянкой или нулем.
Если тетерев,
сидя на сучке, в то же время хватает древесные почки или плотно
сидит нахохлившись, это значит, что тетерев смирен и не думает улетать: следовательно,
охотник может подъезжать поближе.
Если на приезде
сидят несколько тетеревов, то
охотник обыкновенно бьет нижнего, а верхние нередко
сидят, смотрят на упавшего и кудахчут, как будто переговариваясь и удивляясь: отчего он свалился?
Она имеет еще ту выгоду, что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, — такой человек, без сомнения, может с большими удобствами, без всякого утомления
сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник, даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (так выражаются этого рода
охотники)…
В заключение речи о тетереве я расскажу удивительный случай, которого был самовидцем, еще будучи мальчиком.
Сидел я однажды в шалаше с старым
охотником, который крыл тетеревов шатром. Тетерева уже подходили, и старик, держа в руке веревку, чтоб уронить шатер, когда подойдет тетеревов побольше, смотрел в отверстие, а я глядел в скважину, которую проковырял пальцами.
Голос витютина по-настоящему нельзя назвать воркованьем: в звуках его есть что-то унылое; они протяжны и более похожи на стон или завыванье, очень громкое и в то же время не противное, а приятное для слуха; оно слышно очень издалека, особенно по зарям и по ветру, и нередко открывает
охотнику гнезда витютина, ибо он любит,
сидя на сучке ближайшего к гнезду дерева, предпочтительно сухого, выражать свое счастие протяжным воркованьем или, что будет гораздо вернее, завываньем.
Голубь и голубка
сидят попеременно на яйцах в продолжение двух с половиною недель. Многие
охотники говорят, что все голубиные породы выводят детей по три раза в одно лето. Не могу с точностию подтвердить этого мнения, но считаю его вероятным потому, что в мае, июне и июле нахаживал я голубей, сидящих на яйцах, а равно и потому, что яиц бывает всегда только по два.
Это я говорю про больших дроздов рябинников; малые же появляются позднее и всегда в небольшом числе; они гораздо смирнее и предпочтительно
сидят или попрыгивают в чаще кустов, у самых корней; их трудно было бы заметить, если б они
сидели молча, но тихие звуки, похожие на слоги цу-цу, помогают
охотнику разглядеть их.
Собака с долгим чутьем, не гоняющаяся за взлетающей дичью, много поправит неудобства этой стрельбы: она сейчас потянет и тем издали укажет, где
сидит вальдшнеп;
охотник не пройдет мимо и поставит себя в такое положение, чтоб кусты и мелкий лес не помешали выстрелам.
Это правило очень важно: пересевшие вальдшнепы в первые минуты так сторожки, что не подпустят
охотника в меру, а бегая к ним понапрасну, он будет оставлять вальдшнепов позади и по сторонам — вальдшнепов, которые
сидели крепко и близко около него.
Очевидно, что в одиночку такая охота не заманчива, хотя очень спокойна: курить,
сидеть, прохаживаться, даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и даже может быть скучновата, потому что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно: во всех направлениях слышны их голоса, а именно на то место, где стоит
охотник, не налетит в меру ни один, и, простояв часа три,
охотник принужден будет воротиться домой, не разрядив даже ружья.
В это время вальдшнепы очень смирны,
сидят крепко, подпускают
охотника близко и долго выдерживают стойку собаки: очевидно, что тут бить их весьма нетрудно, особенно потому, что вальдшнепы в мокрую погоду, сами мокрые от дождя, на открытом месте летают тихо, как вороны: только очень плохой или слишком горячий
охотник станет давать в них промахи. подумать, что такая простая, легкая стрельба не доставит удовольствия настоящему, опытному и, разумеется, искусному стрелку, но такая охота редка, кратковременна, вообще малодобычлива, имеет особенный характер, и притом вальдшнеп такая завидная, дорогая добыча, что никогда не теряет своего высокого достоинства.
Только истинные
охотники могут оценить всю прелесть этой картины, когда собака, беспрестанно останавливаясь, подойдет, наконец, вплоть к самому вальдшнепу, поднимет ногу и, дрожа, как в лихорадке, устремив страстные, очарованные, как будто позеленевшие глаза на то место, где
сидит птица, станет иссеченным из камня истуканом, умрет на месте, как выражаются
охотники.
Неточные совпадения
На другой день, дамы еще не вставали, как охотничьи экипажи, катки и тележка стояли у подъезда, и Ласка, еще с утра понявшая, что едут на охоту, навизжавшись и напрыгавшись досыта,
сидела на катках подле кучера, взволнованно и неодобрительно за промедление глядя на дверь, из которой все еще не выходили
охотники.
Но Левин ошибся, приняв того, кто
сидел в коляске, за старого князя. Когда он приблизился к коляске, он увидал рядом со Степаном Аркадьичем не князя, а красивого полного молодого человека в шотландском колпачке, с длинными концами лент назади. Это был Васенька Весловский, троюродный брат Щербацких — петербургско-московский блестящий молодой человек, «отличнейший малый и страстный
охотник», как его представил Степан Аркадьич.
В Никольском, в саду, в тени высокого ясеня,
сидели на дерновой скамейке Катя с Аркадием; на земле возле них поместилась Фифи, придав своему длинному телу тот изящный поворот, который у
охотников слывет «русачьей полежкой».
Погуляв по северной стороне островка, где есть две красивые, как два озера, бухты, обсаженные деревьями, мы воротились в село.
Охотники наши застрелили дорогой три или четыре птицы. В селе на берегу разостланы были циновки; на них
сидели два старика, бывшие уже у нас, и пригласили сесть и нас. Почти все жители села сбежались смотреть на редких гостей.
Через четверть часа мы уже
сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили в избе под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень было ловко, но
охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром
сидели на перекладине лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю, вода скоро появилась у нас под ногами. К счастью, погода была тихая, и пруд словно заснул.