Неточные совпадения
Если я ошибаюсь,
то не по пристрастью
к старине, а, может быть, по недостаточным или ошибочным опытам над нынешними ружьями.
Таким зарядом надобно начать стрелять в цель; если звук выстрела не густ, не полон, приклад не плотно прижимается
к плечу, дробь не глубоко входит даже в мягкое дерево и ложится пониже цели,
то заряд мал: прибавляя понемногу пороху и дроби, вы, наконец, непременно найдете настоящий заряд.
Только в стрельбе с подъезда
к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле, а не на деревьях, собака мешает, потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [
То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна]
то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника, а потом по собственной догадке.
У хорошей собаки есть бескорыстная природная страсть
к приискиванью дичи, и она предается ей с самозабвением; хозяина также полюбит она горячо и без принуждения не будет расставаться с ним ни днем, ни ночью: остается только охотнику с уменьем пользоваться и
тем и другим.
Обе эти собаки до
того были страстны
к отыскиванью дичи, что видимо скучали, если не всякий день бывали в поле или болоте.
Если же мне случалось по нездоровью долго не ходить на охоту,
то они, истощив все другие знаки нетерпенья, садились или ложились передо мною и принимались лаять и выть; потом бросались ко мне ласкаться, потом подбегали
к ружьям и другим охотничьим снарядам и потом снова принимались визжать и лаять.
Мало этого: по нескольку раз в день бегали они в сарай
к моим охотничьим дрожкам, в конюшню
к лошадям и кучеру, всех обнюхивая с печальным визгом и в
то же время вертя хвостом в знак ласки.
Правда, рано утром, и
то уже в исходе марта, и без лыж ходить по насту, который иногда бывает так крепок, что скачи куда угодно хоть на тройке; подкрасться как-нибудь из-за деревьев
к начинающему глухо токовать краснобровому косачу; нечаянно наткнуться и взбудить чернохвостого русака с ремнем пестрой крымской мерлушки по спине или чисто белого как снег беляка: он еще не начал сереть, хотя уже волос лезет; на пищик [Пищиком называется маленькая дудочка из гусиного пера или кожи с липового прутика, на котором издают ртом писк, похожий на голос самки рябца] подозвать рябчика — и кусок свежей, неперемерзлой дичины может попасть
к вам на стол…
Когда подъедешь, бывало,
к болоту или весеннему разливу около реки,
то совершенно потеряешься: по краям стоят, ходят и бегают различные породы куликов и куличков.
Приступая
к описанию дичи, я считаю за лучшее начать с лучшей,
то есть с болотной, о чем я уже и говорил, и притом именно с бекаса, или, правильнее сказать, со всех трех видов этой благородной породы, резко отличающейся и первенствующей между всеми остальными. Я разумею бекаса, дупельшнепа и гаршнепа, сходных между собою перьями, складом, вообще наружным видом, нравами и особенным способом доставания пищи.
К ним принадлежит и даже превосходит их вальдшнеп, но он займет свое место в разряде лесной дичи.
Окошки чистые, не малые, в которых стоит жидкая тина или вода, бросаются в глаза всякому, и никто не попадет в них; но есть прососы или окошки скрытные, так сказать потаенные, небольшие, наполненные зеленоватою, какою-то кисельною массою, засоренные сверху старою, сухою травою и прикрытые новыми, молодыми всходами и побегами мелких, некорнистых трав; такие окошки очень опасны; нередко охотники попадают в них по неосторожности и горячности, побежав
к пересевшей или подстреленной птице, что делается обыкновенно уже не глядя себе под ноги и не спуская глаз с
того места, где села или упала птица.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, — что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские, так равно и мордва, чуваши и даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами,
то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную тонкую веревку, привязанную
к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на
тех местах тока, где нужно их расставить.
— Основываясь на
том, что они питаются единственно корешками растений, их готовят непотрошенными: честь, которой не удостоивается никакая другая дичь, кроме дроздов, из уважения
к ягодной пище, которую употребляют они в известное время года.
«веретён, веретён!» Сходство это, впрочем, совершенно произвольно, да и крик болотного кулика весьма разнообразен: он очень короток и жив, когда кулик гонит какую-нибудь хищную или недобрую птицу прочь от своего жилища, как, например, сороку или ворону, на которую он
то налетает, как ястреб, в угон,
то черкает сверху, как сокол; он протяжен и чист, когда болотный кулик летит спокойно и высоко, и превращается в хриплый стон, когда охотник или собака приближаются
к его гнезду или детям.
Чем ближе подходит он
к болоту,
тем чаще вылетают встречные кулики.
Охотник вступает в болото, и, по мере
того как он нечаянно приближается
к какому-нибудь гнезду или притаившимся в траве детям, отец и мать с жалобным криком бросаются
к нему ближе и ближе, вертятся над головой, как будто падают на него, и едва не задевают за дуло ружья…
В половине этого месяца они появляются уже отдельными выводками по отлогим берегам прудов и озер, потом собираются
к отлету большими стаями по большим рекам и огромным степным озерам и в начале августа совершенно пропадают, по крайней мере в
тех местах Оренбургского края, где я жил и охотился; вероятно, где-нибудь поюжнее они держатся долее.
Он не очень смирен, или по крайней мере его не скоро добудешь, может быть, от
того, что, подкрадываясь или подъезжая
к нему, всегда пугаешь наперед других куликов, вместе с которыми гуляет он по отлогим берегам прудов, беспрестанно опуская нос в жидкую грязь.
Всех вероятнее последняя, и всего более имею я доказательств
к опровержению второй, потому что, по моим наблюдениям, все куличьи породы без исключения сидят на яйцах один и
тот же срок.
Я полагал прежде, что куличков-воробьев считать третьим, самым меньшим видом болотного курахтана (о котором сейчас буду говорить), основываясь на
том, что они чрезвычайно похожи на осенних курахтанов пером и статями, и также на
том, что
к осени кулички-воробьи почти всегда смешиваются в одну стаю с курахтанами; но, несмотря на видимую основательность этих причин, я решительно не могу назвать куличка-воробья курахтанчиком третьего вида, потому что он не разделяет главной особенности болотных курахтанов,
то есть самец куличка-воробья не имеет весною гривы и не переменяет своего пера осенью.
Если мне случалось как-нибудь нечаянно подойти
к их станичке близко, так, что они меня не видели и продолжали беззаботно бегать, доставать из грязи корм, а иногда отдыхать, стоя на одном месте,
то я подолгу любовался ими, даже не один раз уходил прочь, не выстрелив из ружья…
Недели через три после своего появления огромными стаями курахтаны улетают вместе со всею пролетною птицей, и
к осени,
то есть в августе, петушки возвращаются пепельно-серыми, пестрыми куличками без грив и хохолков, почти совершенно сходными с своими самками, которые и весной и осенью сохраняют один и
тот же вид и цвет, постоянно имея хлупь и брюшко белые.
Если случится застать болотную курицу на месте проходимом,
то она сейчас уйдет в непроходимое; застрелить ее, как дупеля или коростеля из-под собаки, — величайшая редкость; скорее убить, увидев случайно, когда она выплывет из камыша или осоки, чтоб перебраться на другую сторону болотного озерка, прудового материка или залива,
к чему иногда ее принудить посредством собаки, а самому с ружьем подстеречь на переправе.
Водяная птица — ближайшая соседка птице болотной; выводит детей если не в болотах,
то всегда в болотистых местах, и потому я немедленно перехожу
к ней, хотя она в общем разряде дичи, по своему достоинству, должна бы занимать последнее место.
В отношении
к охоте огромные реки решительно невыгодны: полая вода так долго стоит на низких местах, затопив десятки верст луговой стороны, что уже вся птица давно сидит на гнездах, когда вода пойдет на убыль. Весной, по краям разливов только, держатся утки и кулики, да осенью пролетные стаи, собираясь в дальний поход, появляются по голым берегам больших рек, и
то на самое короткое время. Все это для стрельбы не представляет никаких удобств.
Наконец, один старый охотник, зарядив свое дрянное, веревочкой связанное ружьишко за неимением свинцовой картечи железными жеребьями,
то есть кусочками изрубленного железного прута, забрался в камыш прежде прилета лебедей и, стоя по пояс в воде, дождался, когда они подплыли
к нему на несколько сажен, выстрелил и убил одного лебедя наповал.
В местах привольных,
то есть по хорошим рекам с большими камышистыми озерами, и в это время года найти порядочные станицы гусей холостых: они обыкновенно на одном озере днюют, а на другом ночуют. Опытный охотник все это знает, или должен знать, и всегда может подкрасться
к ним, плавающим на воде, щиплющим зеленую травку на лугу, усевшимся на ночлег вдоль берега, или подстеречь их на перелете с одного озера на другое в известные часы дня.
В продолжение всей осенней охоты за гусями надобно употреблять дробь самую крупную и даже безымянку; осенний гусь не
то, что подлинь: он делается очень силен и крепок
к ружью.
К концу сентября,
то есть ко времени своего отлета, гуси делаются очень жирны, особенно старые, но, по замечанию и выражению охотников, тогда только получают отличный вкус, когда хватят ледку, что, впрочем, в исходе сентября у нас не редкость, ибо от утренних морозов замерзают лужи и делаются закраины по мелководью около берегов на прудах и заливах.
— Приступая
к описанию уток, считаю необходимым поговорить о
той исключительности, которою утки отличаются от других птиц и которая равно прилагается ко всем их породам.
Все утки разделяются на пары ранее другой дичи; селезень показывает постоянно ревнивую и страстную, доходящую до полного самоотвержения, любовь
к утке и в
то же время — непримиримую враждебность и злобу
к ее гнезду, яйцам и детям!
По моему мнению, это подозрение уже потому несправедливо, что тетерева не разбиваются на пары, следственно у самцов нет побудительной причины разорять гнезда; самки, не будучи их дружками-женами,
к ним от
того не воротятся.
Если селезень, находясь при утке, увидит другого селезня, летящего
к ним,
то сейчас бросается навстречу и непременно его прогонит, как имеющий более прав и причин храбро сражаться.
Если
к летящей паре пристанет холостой селезень, не нашедший себе еще дружки,
то непременно последует драка с законным супругом на воздухе, сопровождаемая особенным коротким живым криком, хорошо знакомым охотнику.
Еще большую горячность показывает утка
к своим утятам: если как-нибудь застанет ее человек плавающую с своею выводкой на открытой воде,
то утята с жалобным писком, как будто приподнявшись над водою, — точно бегут по ней, — бросаются стремглав
к ближайшему камышу и проворно прячутся в нем, даже ныряют, если пространство велико, а матка, шлепая по воде крыльями и оглашая воздух особенным, тревожным криком, начнет кружиться пред человеком, привлекая все его внимание на себя и отводя в противоположную сторону от детей.
Если утка скрывается с утятами в отдельном камыше или береговой траве и охотник с собакой подойдет
к ней так близко, что уйти некуда и некогда, утка выскакивает или вылетает, смотря по расстоянию, также на открытую воду и производит
тот же маневр: ружейный выстрел прекращает тревогу и убивает матку наповал.
Подстреленная утка воровата, говорят охотники, и это правда: она умеет мастерски прятаться даже на чистой и открытой воде: если только достанет сил,
то она сейчас нырнет и, проплыв под водою сажен пятнадцать, иногда и двадцать, вынырнет, или, лучше сказать, выставит только один нос и часть головы наружу и прильнет плотно
к берегу, так что нет возможности разглядеть ее.
Если хлебное поле близко от пруда или озера, где подрастали молодые и растили новые перья старые утки,
то они начнут посещать хлеба сначала по земле и проложат
к ним широкие тропы, а потом станут летать стаями.
В продолжение лета нырков встречаешь мало, и
то селезней, а осенью они опять собираются
к отлету большими стаями.
С нырка начинаются утиные породы, которые почти лишены способности ходить по земле: лапы их так устроены, что ими ловко только плавать,
то есть гресть, как веслами; они посажены очень близко
к хвосту и торчат в заду.
Мне не удавалось много стрелять их; это хлопотно, потому что они всегда сидят на середине пруда и надобно
к ним подъезжать на лодке, чего я никогда не делал, да и птица
того не стоит.
Если удастся подплыть в меру из-за камыша
к стае черни,
то убить одним зарядом до десятка.
[Крестьяне называют иногда гагарой лысуху] Когда хотят выразить чью-нибудь заботливость и любовь
к другому лицу,
то говорят: «Он (или она) дрожит над ней, как крохаль».
Нос у него узенький, кругловатый, нисколько не подходящий
к носам обыкновенных уток: конец верхней половинки его загнут книзу; голова небольшая, пропорциональная, шея длинная, но короче, чем у гагары, и не так неподвижно пряма; напротив, он очень гибко повертывает ею, пока не увидит вблизи человека; как же скоро заметит что-нибудь, угрожающее опасностью,
то сейчас прибегает
к своей особенной способности погружаться в воду так, что видна только одна узенькая полоска спины, колом торчащая шея и неподвижно устремленные на предмет опасности, до невероятности зоркие, красные глаза.
Если же случится подойти
к воде из-за чего-нибудь, так, чтобы не было видно охотника,
то застрелить гоголя весьма легко: он плавает на воде высоко, шея его согнута, и он пристально смотрит вниз и сторожит маленьких рыбок.
Очевидно было, что гнездо прикреплялось
к камышу (
тем же самым калом), и очень крепко, потому что верхушки двух перерванных камышин и одна выдернутая или перегнившая у корня, плотно приклеенные
к боку гнезда, плавали вместе с ним по воде, из чего заключить, что когда гнездо не было оторвано от камыша,
то воды не касалось.
Если лето дождливо,
то роскошная растительность сохраняет свою свежесть до начала июля и достигает великолепных размеров; но если июнь сух,
то к концу его травы начинают сохнуть, а ковыль развивать понемногу свои пуховые нити.
В выборе первой кочевки башкирцы руководствуются правилом: сначала занимать такие места, на которых трава скорее выгорает от солнца,
то есть более высокие, открытые и сухие; потом переходят они
к долинам,
к перелескам (где они есть),
к овражкам с родниками и вообще
к местам более низменным и влажным.
Хотя снега в открытых степях и по скатам гор бывают мелки, потому что ветер, гуляя на просторе, сдирает снег с гладкой поверхности земли и набивает им глубокие овраги, долины и лесные опушки, но
тем не менее от такого скудного корма несчастные лошади
к весне превращаются в лошадиные остовы, едва передвигающие ноги, и многие колеют; если же пред выпаденьем снега случится гололедица и земля покроется ледяною корою, которая под снегом не отойдет (как
то иногда бывает) и которую разбивать копытами будет не возможно,
то все конские табуны гибнут от голода на тюбеневке.
Тудаки водятся,
то есть выводят детей, непременно в степи настоящей, еще не тронутой сохою, [Есть охотники, которые утверждают противное, но я, убежденный примером других птиц, не верю, чтобы дрофа вила гнездо и выводила детей в молодых хлебах, но, вероятно, она немедленно перемещается туда с своими цыплятами] но летают кормиться везде: на залежи озими
к хлебные поля.