Неточные совпадения
Всякий охотник знает необходимость легавой
собаки: это жизнь, душа ружейной охоты, и предпочтительно охоты болотной, самой лучшей; охотник с ружьем без
собаки что-то недостаточное, неполное! Очень мало родов стрельбы, где обойтись без нее, еще менее таких, в которых она могла бы мешать.
Для приучения к подаванию поноски должно сначала употреблять мячики, потом куски дерева и
всякие, даже железные, вещи, [Некоторые охотники находят это вредным; они говорят, что от жесткой поноски
собака будет мять дичь; я сомневаюсь в этом] которые может щенок схватить зубами и принести, наконец — мертвых птиц.
Стойка над
всякой птицей и зверем также врожденна
собакам доброй породы; даже щенки стоят над курами и кошками очень крепко.
За
всякое непослушание она должна быть наказана, но без запальчивости и самым легким образом; за точное же исполнение приказаний надобно
собаку приласкать и даже чем-нибудь полакомить.
Но, по-моему, и это не нужно: у
всякой, самой вежливой, старой
собаки есть какие-нибудь свои привычки; молодая сейчас переймет их, да и две
собаки вместе всегда больше горячатся и одна другую сбивают.
Обе эти
собаки до того были страстны к отыскиванью дичи, что видимо скучали, если не
всякий день бывали в поле или болоте.
Во-вторых, в охотах, о которых я сейчас говорил, охотник не главное действующее лицо, успех зависит от резвости и жадности
собак или хищных птиц; в ружейной охоте успех зависит от искусства и неутомимости стрелка, а
всякий знает, как приятно быть обязанным самому себе, как это увеличивает удовольствие охоты; без уменья стрелять — и с хорошим ружьем ничего не убьешь; даже сказать, что чем лучше, кучнее бьет ружье, тем хуже, тем больше будет промахов.
Вылетев навстречу человеку или
собаке, даже лошади, корове и
всякому животному, — ибо слепой инстинкт не умеет различать, чье приближение опасно и чье безвредно, — болотный кулик бросается прямо на охотника, подлетает вплоть, трясется над его головой, вытянув ноги вперед, как будто упираясь ими в воздух, беспрестанно садится и бежит прочь, все стараясь отвести в противоположную сторону от гнезда.
Только в позднюю осень позволяет он
собаке делать над собой стойку, вероятно оттого, что бывает необычайно жирен и утомляется от скорого и многого беганья, во
всякое же другое время он, так же как болотная курица и луговой коростель, бежит, не останавливаясь, и нередко уходит в такие места, что
собака отыскать и поднять его не может.
Чибисы, или пигалицы, очень горячо привязаны к своим детям и не уступают в этом качестве и болотным куликам: так же бросаются навстречу опасности, так же отгоняют
всякую недобрую птицу и так же смело вьются над охотником и
собакою, но гибнут менее, чем другие кулики, потому что охотники мало их стреляют.
Охотнику приходится стрелять только тех молодых и старых гусей, которых
собаки выгонят на реку или озеро, что бывает не часто: гусь подлинь и молодые гусята крепко и упорно держатся в траве, кустах и камышах, куда прячутся они при
всяком шуме, при малейшем признаке опасности.
Если вдруг выпадет довольно глубокий снег четверти в две, пухлый и рыхлый до того, что нога зверя вязнет до земли, то башкирцы и другие азиатские и русские поселенцы травят, или, вернее сказать, давят, в большом числе русаков не только выборзками, но и
всякими дворными
собаками, а лис и волков заганивают верхами на лошадях и убивают одним ударом толстой ременной плети, от которой, впрочем, и человек не устоит на ногах.
То же должно сказать о стрельбе вообще
всякой сидячей птицы, кроме тетеревов и вяхирей, которые, сидя на деревьях и посматривая с любопытством на рысканье
собаки, оттого даже менее обращают внимания на охотника и ближе его подпускают,
всякая другая птица, сидящая на земле, гораздо больше боится
собаки, чем приближающегося человека.
Степные кулики в степях то же, что болотные кулики в болотах: так же далеко встречают человека,
собаку, даже
всякое животное, приближающееся к их гнездам или детям, так же сначала налетают близко на охотника, вьются над ним и садятся кругом, стараясь отвесть его в противоположную сторону, но все это делают они с меньшей горячностью и большею осторожностью. После нескольких выстрелов степные кулики отдаляются и становятся сторожки.
Разумеется, оставя
всякую другую пролетную дичь, истинный охотник бросится за вальдшнепами, и добрая легавая
собака, не горячая, преимущественно вежливая, будет очень ему полезна.
Я не оспориваю удовольствия этой осенней стрельбы, но у
всякого свой вкус: я не люблю охоты, где надобно содействие посторонних людей, иногда вовсе не охотников, и должен признаться, что не люблю ни гончих, ни борзых
собак и, следовательно, не люблю псовой охоты.
Ох, и люта же тоска на бродягу живет! Ночка-то темная, тайга-то глухая… дождем тебя моет, ветром тебя сушит, и на всем-то, на всем белом свете нет тебе родного угла, ни приюту… Все вот на родину тянешься, а приди на родину, там тебя
всякая собака за бродягу знает. А начальства-то много, да начальство-то строго… Долго ли на родине погуляешь — опять тюрьма!
— Кóстюшку знаю… Да его, варвара, почитай,
всякая собака знает… Купца тоже ранее примечал… А вот того, который остался, не видал будто… Видишь ты, понадеялся на Кóстюшку, остался. Да нет, Кóстюшка, брат, не того десятка… Завсегда убегет в первую голову… А этот смелый…
Неточные совпадения
«Эк его неугомонный бес как обуял!» — подумал про себя Чичиков и решился во что бы то ни стало отделаться от
всяких бричек, шарманок и всех возможных
собак, несмотря на непостижимую уму бочковатость ребр и комкость лап.
У
всякого есть свой задор: у одного задор обратился на борзых
собак; другому кажется, что он сильный любитель музыки и удивительно чувствует все глубокие места в ней; третий мастер лихо пообедать; четвертый сыграть роль хоть одним вершком повыше той, которая ему назначена; пятый, с желанием более ограниченным, спит и грезит о том, как бы пройтиться на гулянье с флигель-адъютантом, напоказ своим приятелям, знакомым и даже незнакомым; шестой уже одарен такою рукою, которая чувствует желание сверхъестественное заломить угол какому-нибудь бубновому тузу или двойке, тогда как рука седьмого так и лезет произвести где-нибудь порядок, подобраться поближе к личности станционного смотрителя или ямщиков, — словом, у
всякого есть свое, но у Манилова ничего не было.
Как
собака, будет он застрелен на месте и кинут безо
всякого погребенья на поклев птицам, потому что пьяница в походе недостоин христианского погребенья.
— А пан разве не знает, что Бог на то создал горелку, чтобы ее
всякий пробовал! Там всё лакомки, ласуны: шляхтич будет бежать верст пять за бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не течет, и скажет: «Жид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь. Схватить жида, связать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в тюрьму жида!» Потому что все, что ни есть недоброго, все валится на жида; потому что жида
всякий принимает за
собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
Почти у
всяких ворот кучера сидят, толстые, как мясники какие, только и дела что
собак гладят да играют с ними; а собаки-то, маменька, как львы.