Неточные совпадения
Только в стрельбе с подъезда к птице крупной и сторожкой, сидящей на земле,
а не на деревьях, собака мешает,
потому что птица боится ее; но если собака вежлива, [То есть не гоняется за птицей и совершенно послушна] то она во время самого подъезда будет идти под дрожками или под телегой, так что ее и не увидишь; сначала станет она это делать по приказанию охотника,
а потом по собственной догадке.
Если и поднимешь нечаянно, то редко убьешь,
потому что не ожидаешь; с доброю собакой, напротив, охотник не только знает, что вот тут, около него, скрывается дичь, но знает, какая именно дичь; поиск собаки бывает так выразителен и ясен, что она точно говорит с охотником;
а в ее страстной горячности, когда она добирается до птицы, и в мертвой стойке над нею — столько картинности и красоты, что все это вместе составляет одно из главных удовольствий ружейной охоты.
Старинные немецкие, толстоногие, брылястые собаки,
а также испанские двуносые теперь совсем перевелись или переводятся, да и не для чего их иметь: последние были вовсе неудобны,
потому что высокая трава, особенно осока, беспрестанно резала до крови их нежные, раздвоенные носы.
Для получения добычи необходимо, чтоб зверь или птица находились в известном положении, например: надобно, чтоб заяц или лиса выбежали в чистое поле,
потому что в лесу борзые собаки ловить не могут; надобно, чтоб зверь полез прямо в тенета,
а без того охотник и в двадцати шагах ничего ему не сделает; надобно, чтоб птица поднялась с земли или воды, без чего нельзя травить ее ни ястребами, ни соколами.
Неопытный стрелок, начинающий охотиться за дичью, должен непременно давать много пуделей уже
потому, что не получил еще охотничьего глазомера и часто будет стрелять не в меру, то есть слишком далеко. Но смущаться этим не должно. Глазомер придет со временем,
а покуда его нет, надо стрелять на всяком расстоянии, не считая зарядов. Одним словом: если прицелился, то спускай курок непременно.
Заблеял дикий барашек, [Так называет народ бекаса,
потому что он, быстро и прямо опускаясь вниз, подгибает одно крыло,
а другим машет так часто, что от сильного упора в воздухе происходит звук, подобный блеянию барашка.
— Весенняя стрельба бекасов с прилета несравненно труднее осенней и для меня приятнее, хотя она не так добычлива: во-первых,
потому, что с прилета всякая птица дорога,
а бекасы еще дороже, и, во-вторых,
потому, что чем более трудности, тем более требуется искусства от охотника и тем драгоценнее делается добыча.
Тут некогда потянуть, приложиться половчее и взять вернее па цель особенно
потому, что весенний, прилетный бекас вылетает неожиданно, не допуская собаку сделать стойку,
а охотника приготовиться; осенью будет совсем другое дело.
Такое определение никуда не годится уже
потому, что близорукий охотник и в пятнадцати шагах не видит пестрин; стало, ему никогда не придется стрелять,
а между тем он бьет бекасов иногда лучше зоркого охотника.
В другой раз собака подала мне застреленного бекаса; я взял его и, считая убитым наповал, бросил возле себя,
потому что заряжал в это время ружье; бекас, полежав с минуту, также улетел, и даже закричал,
а раненая птица не кричит.
Советую и всем охотникам делать то же, и делать аккуратно,
потому что птица, приколотая вскользь, то есть так, что перо не попадет в мозг,
а угодит как-нибудь мимо, также может улететь, что со мной случалось не один раз, особенно на охоте за осенними тетеревами.
[Я слышал от охотников Пензенской и Симбирской губерний, что там гаршнепов бывает чрезвычайно много и что случается одному охотнику убивать в одно поле до сорока штук и более] Я убил бы их гораздо более,
потому что они не убывали,
а прибывали с каждым днем, но воду запрудили, пруд стал наливаться и подтопил гаршнепов, которые слетели и вновь показались на прежних своих местах уже гораздо в меньшем количестве.
Бить их очень хорошо дробью 10-го нумера,
потому что стрелять далеко не приходится,
а мелкая, севкая дробь летит, как широкое решето, и хотя бы задела одним только краем, так и сварит эту порхающую птичку.
Обеих последних названий объяснить не умею, имя же сороки ему прилично
потому, что он пестринами, или пежинами, даже складом несколько похож на обыкновенную сороку, хотя он имеет хвост короткий,
а ноги, шею и нос гораздо длиннее, чем у простой сороки, телом же несравненно ее больше, даже мясистее болотного кулика.
Может быть, кулика-сороку и не следовало бы помещать в разряд болотной дичи,
потому что он выводит детей не в болотах,
а на голых, песчаных берегах рек; но еще менее причислять его к разрядам другой дичи.
Во-первых,
потому, что их мало,
а во-вторых,
потому, что они, особенно старые, довольно сторожки.
От яиц и от детей они не вьются, как другие кулички, над охотником и собакою,
потому что высоко не летают,
а всегда как будто стелются над водой или землею.
Охотник редко удостаивает песчаников своим выстрелом, особенно
потому, что в стайки они никогда не собираются,
а стрелять в одного — не стоит тратить заряда.
Несмотря на то, что они не дики и не сторожки, много их не убьешь,
потому что они не стоят на одном месте,
а все рассыпаются врозь и бегут, не останавливаясь, как ручьи воды, по всем направлениям.
Ее называют курицей,
а не курочкой в отличие от болотного коростелька, или погоныша, которого также иногда зовут болотною курочкой. — Болотная курица величиной будет с молодого русского голубя. Она вполне заслуживает название курицы,
потому что всем своим складом совершенно на нее похожа, особенно носом; цветом она вся темно-зеленая, с весьма красивыми сизоватыми оттенками, испещрена мелкими белыми крапинками, особенно по нижней части шеи, по зобу и брюшку; спина и вообще верх гораздо темнее,
а низ светлее.
Старых, очень жирных пигалиц редко удается застрелить,
потому что они, собравшись в большие стаи к отлету, делаются довольно сторожки и сейчас сваливаются на большие реки, да и охотники за ними не гоняются;
а именно в это-то время они и бывают жирны.
В сентябре эта охота еще приятнее,
потому что утки разжиреют и селезни выцветут; казалось бы, все равно,
а спросите любого охотника, и он скажет вам, что убить птицу во всей красоте ее перьев, в поре и сытую — гораздо веселее.
Разбившиеся утиные стаи расплывутся по всей реке, и
потому поднявшиеся утки не улетят очень далеко,
а только пересядут к передним, которые находятся от охотника подальше.
Серых уток иногда называют серками и еще полукряквами: последнее название не совсем справедливо,
потому что они не вполовину,
а только несколько меньше кряковных.
Народ называет эту утиную породу красноголовкой и белобрюшкой,
потому что у селезня голова и половина шеи красновато-кирпичного цвета,
а хлупь или брюшко у селезня и утки очень белы и лоснятся на солнце.
Впрочем, он им не так нужен,
потому что лысухи много времени проводят сидя и даже ходя по плоским берегам пруда или озера,
а не беспрестанно плавают по воде.
Эти бугорки,
а иногда порядочные бугры, если семейство сурков велико, составляются первоначально из чернозема,
а потом, по мере углубления норы, заметываются выгребаемою лапами сурков глиною и даже галькой и
потому краснеются издали, покуда плотно не обрастут чилизником и бобовником] сидят они на задних лапках, как медвежата, и громким свистом перекликаются между собою.
Бить из ружей их трудно,
потому что сурки сидят над самою норою и, будучи даже смертельно ранены, падают прямо в нору и успевают залезать в нее так глубоко, что их не достанешь,
а разрывать нору много хлопот.
Такой неправильный треугольник летящих журавлей очень верно называют на юге России журавлиный ключ,
потому что он имеет совершенное сходство не с нашими железными немецкими ключами,
а с простым, самодельным, деревянным крестьянским ключом, которым запираются или задвигаются деревянные же внутренние засовы клетей и амбаров, [Ключ этот очень похож на молотильный цеп в наклоненном положении, с тою разницею, что висячая, короткая его часть не кругла,
а плоска и двигается не на привязи,
а на деревянном спенке (шалнере] устроенном в конце длинной рукоятки.
Французы называют его курли, русские охотники — кроншнепом,
а народ — степняком, или степнягой,
потому что степь по преимуществу служит ему постоянным жилищем; в степи выводит он детей, и в степи же достигают они полного возраста.
Потом начнешь встречать их изредка, также вместе с другой дичью, по грязным берегам прудов, весенних луж и разлившихся рек, но подъехать к ним в меру ружейного выстрела бывает очень трудно; во-первых,
потому, что они сторожки,
а во-вторых,
потому, что другая мелкая дичь взлетывая беспрестанно от вашего приближенья, пугает и увлекает своим примером кроншнепов; подкрасться же из-за чего-нибудь или даже подползти — невозможно
потому, что места почти всегда бывают открытые и гладкие.
Когда молодые кроншнепы поднимутся и начнут летать выводками по полям,
а потом и стаями по берегам прудов или озер, — стрельба их получает опять высокую цену,
потому что их трудно отыскивать и еще труднее подъезжать к ним, ибо они бывают очень сторожки и после первого выстрела улетают на другие, отдаленные места.
Во-первых,
потому, что на снежной белизне они гораздо виднее,
а во-вторых,
потому, что их соследить.
Таким образом, на одном поле иногда удастся подъехать и выстрелить несколько раз,
потому что сивки, наигравшись прежде в вышине и опустясь на землю, уже неохотно поднимаются вверх,
а только перелетывают с места на место.
Вот как это было: выстрелив в стаю озимых кур и взяв двух убитых, я следил полет остальной стаи, которая начала подниматься довольно высоко; вдруг одна сивка пошла книзу на отлет (вероятно, она ослабела от полученной раны) и упала или села неблизко; в одно мгновение вся стая быстро опустилась и начала кружиться над этим местом очень низко; я немедленно поскакал туда и нашел подстреленную сивку, которая не имела сил подняться,
а только ползла,
потому что одна нога была переломлена; стая поднялась выше.
Покуда не были изобретены пистоны, дождь не только мешал стрелять, но даже иногда прогонял с поля охотника,
потому что у ружей с кремнями очень трудно укрывать полку с порохом: он как раз отсыреет и даже замокнет,
а при сильном дожде и никакое сбережение не возможно; но с пистонами дождь не помеха, и сивок, без сомнения, убить очень много в одно поле.
Стрелять их довольно трудно,
потому что они летают не близко, вьются не над человеком,
а около него и стелются по земле именно как ласточки, отчего, особенно в серый день, цель не видна и для охотника сколько-нибудь близорукого (каким я был всегда) стрельба становится трудною; притом и летают они очень быстро.
Много убить их мне никогда не удавалось, хотя я занимался ими прилежно: они летают врознь,
а не кучей, и
потому больше одного одним зарядом убить нельзя.
Судя по времени начала их крика, подумать, что коростели появляются очень поздно, но это будет заключение ошибочное: коростели прилетают едва ли позднее дупельшнепов, только не выбегают на открытые места,
потому что еще нет на них травы,
а прячутся в чаще кустов, в самых корнях, в густых уремах, иногда очень мокрых, куда в это время года незачем лазить охотнику.
Гнездо перепелки свивается на голой земле из сухой травы, предпочтительно в густом ковыле. Гнездо, всегда устланное собственными перышками матки, слишком широко и глубоко для такой небольшой птички; но это необходимо
потому, что она кладет до шестнадцати яиц,
а многие говорят, что и до двадцати; по моему мнению, количество яиц доказывает, что перепелки выводят детей один раз в год. Перепелиные яички очень похожи светло-коричневыми крапинками на воробьиные, только с лишком вдвое их больше и зеленоватее.
Нельзя предположить, чтобы каждая перепелка отдельно летела прямо на берег моря за многие тысячи верст, и
потому некоторые охотники думают, что они собираются в станицы и совершают свое воздушное путешествие по ночам,
а день проводят где случится, рассыпавшись врознь, для приисканья корма, по той местности, на какую попадут.
Уремы другого рода образуются по рекам, которых нельзя причислить к рекам средней величины,
потому что они гораздо меньше, но в то же. время быстры и многоводны; по рекам, протекающим не в бесплодных, песчаных,
а в зеленых и цветущих берегах, по черноземному грунту, там редко встретишь вяз, дуб или осокорь, там растет березник, осинник и ольха; [Ольха самое чивое к росту дерево; она любит почву сырую и обыкновенно густо растет по берегам небольших речек и ручьев, если же грунт болотист, то покрывает и гористые скаты.
Не говорю о том, что крестьяне вообще поступают безжалостно с лесом, что вместо валежника и бурелома, бесполезно тлеющего, за которым надобно похлопотать,
потому что он толст и тяжел, крестьяне обыкновенно рубят на дрова молодой лес; что у старых дерев обрубают на топливо одни сучья и вершину,
а голые стволы оставляют сохнуть и гнить; что косят траву или пасут стада без всякой необходимости там, где пошли молодые лесные побеги и даже зарости.
Хотя эта съемка сначала кажется не так губительною,
потому что береза гибнет не вдруг,
а снятая осторожно, лет через десять наращает новую кожу, которую снимают вторично; но станут ли наемные работники осторожно бить бересту, то есть снимать с березы кожу? и притом ни одна, с величайшею осторожностью снятая береза не достигает уже полного развития: она хилеет постепенно и умирает, не дожив своего века.
Третий неудобен
потому, что надобно уменье набивать чучелы; притом они всегда выходят менее настоящих тетеревов,
а нужно, чтоб они были больше и виднелись издали, да и хищные птицы — орлы, беркуты и ястреба-гусятники нередко вцепляются в них и уносят, если они воткнуты на присады,
а не привязаны (таким образом убил я однажды огромного беркута).
Эта охота продолжается до половины лета с тою разницею, что с весны рябчики самцы не только откликаются на искусственный голос самки, но и летят на него с большою горячностью, так что садятся по деревьям весьма близко от охотника, и бить их в это время очень легко; со второй половины мая до половины июля они откликаются охотно, но идут тупо; потом перестают совсем приближаться на голос самки,
а только откликаются, и
потому охотник должен отыскивать их уже с собакой.
Белою она называется
потому, что выцветает к зиме, как заяц, и становится совершенно белою, как снег,
а лесною —
потому, что, подобно рябчику, круглый год постоянно, безвыходно живет в лесу, преимущественно в красном и болотистом.
Голубь и голубка сидят попеременно на яйцах в продолжение двух с половиною недель. Многие охотники говорят, что все голубиные породы выводят детей по три раза в одно лето. Не могу с точностию подтвердить этого мнения, но считаю его вероятным
потому, что в мае, июне и июле нахаживал я голубей, сидящих на яйцах,
а равно и
потому, что яиц бывает всегда только по два.
Горлинок стреляют мало: простые охотники не бьют их, сколько из уважения к их голубиной природе, столько же и
потому, что они мелки,
а настоящие стрелки пренебрегают ими как слишком смирною дичью.
Шестая и седьмая породы дроздов мне мало знакомы. Певчих дроздов я видал в клетках,
а водяных — только издали и
потому описываю их со слов достоверного охотника.