Неточные совпадения
Всего охотнее
берет на
хлеб плотва, но
берет также и всякая другая рыба, исключая пород хищных, также ершей и гольцов.
Можно удить на ситный и белый
хлеб, но ржаной более имеет запаха, и рыба охотнее
берет на него.
Когда вода еще не совсем слила и не просветлела, трудно достать раков, насекомых еще никаких нет, и потому единственная насадка — черви; но как скоро река войдет в межень и образуются тихие места, то на них всякая нехищная рыба очень охотно станет
брать на
хлеб.
Приятность этого уженья состоит в том, что оно спокойно и что в позднее осеннее время нельзя в других местах выудить никакой порядочной рыбы, кроме хищной; а из-под листьев мне случалось выуживать хороших язей, головлей и очень крупную плотву: последняя
брала на
хлеб, а первые — на крупных земляных червей.
В оправданье охотников можно сказать то, что на
хлеб и зерна некоторые породы рыб, особенно хищных, совсем не
берут; за что же рыбак добровольно лишит себя возможности их выудить, лишится разнообразия добычи, столь приятного всякому охотнику.
В продолжение моего рыбачьего поприща я заметил в уженье пескарей неизъяснимую странность: в реках и проточных прудах, особенно около кауза и вешняка, они клюют на удочку необыкновенно жадно; в больших непроточных прудах уже
берут не так хорошо, а в маленьких прудках или копаных сажалках не
берут вовсе, хотя бы и водились в них во множестве; еще странность: в последних они
берут иногда на
хлеб, а в реках — никогда.
Если кому угодно ее удить, то надобно употреблять маленькие удочки, наплавок пускать очень мелко, с крошечным грузилом или даже без грузила; всего охотнее и вернее
берет она на мушку; на червяка с хвостиком также клюет хорошо, но не так верно, потому что часто хватает только за свесившуюся половину червяка; без хвостика же клюет неохотно, а на
хлеб еще неохотнее.
Удить его надобно на навозного червяка, но крупные
берут охотнее на земляного небольшого червя; говорят, что елец клюет и на
хлеб, но мне никогда не случалось выудить ельца на хлебную насадку.
Ее можно удить на всех местах и на всякой глубине; но крупная плотва клюет лучше и вернее со дна, в местах глубоких и тихих, особенно на
хлеб; в камышах же, полоях, в мелкой воде она
берет на две четверти аршина и даже менее от поверхности воды, особенно в ветреное время.
Мне попадались реки; в которых плотва ни на что не
брала, кроме червяка, [Один почтенный охотник (С. Я. А.) сообщил мне; что в реке Неме, протекающей близ г. Вереи, плотва, водящаяся во множестве, не
берет совсем на удочку, так что в иной год выудишь две или одну плотицу.] и то с хвостом, а это клев самый неверный; не знаю, чем объяснить такую странность: непривычкой ли к
хлебу и зерну, или изобилием питательных трав и разных водяных насекомых?
Очень редко выудишь ее в реке; но в конце лета и в начале осени удят ее с лодки в большом количестве в полоях прудов, между травами, и особенно на чистых местах между камышами, также и в озерах, весной заливаемых тою же рекою; тут
берет она очень хорошо на красного навозного червяка и еще лучше — на распаренную пшеницу (на месте прикормленном); на
хлеб клюет не так охотно, но к концу осени сваливается она в прудах в глубокие места материка, особенно около кауза, плотины и вешняка, и держится до сильных морозов; здесь она
берет на
хлеб и маленькие кусочки свежей рыбы; обыкновенно употребляют для этого тут же пойманную плотичку или другую мелкую рыбку; уж это одно свойство совершенно отличает ее от обыкновенной плотвы.
С начала весны язи охотно
берут на куски умятого
хлеба, величиною с небольшой грецкий орех, потом на крупных земляных и на кучу навозных червей, или глист, также на раковые шейки; вначале и средине лета — на линючих раков и на большого белого червя (сальника); попозднее — на кобылок, а осенью язи почти не
берут; если и возьмет какой-нибудь шалун, то уже не на большую насадку и удочку, а на удочку маленькую, мелко пущенную и насаженную на пшеничку, муху или тому подобную мелочь.
Да и как славно
брали они тогда на
хлеб, без всякой прикормки, по всей реке без исключения.
Не так легко прикармливается хлебными зернами и вообще осторожнее язя, но иногда
берет на
хлеб; лучше любит червей и особенно сальника, раковые шейки и целых линючих раков; самые большие головли
берут на рыбку, предпочтительно ночью, для чего и ставят на них осенью, когда сделается холоднее, крючки, насаженные пескарями, гольцами, а по неимению их уклейками и плотичками.
Впрочем, их можно прикормить
хлебом и распаренными зернами; они хорошо
берут на размоченный горох.
Всего охотнее караси клюют на красных навозных червяков, или глист, но
берут и на земляных червей и на
хлеб: к последнему надо их приучить, бросая куски
хлеба для прикормки.
Ежели в пруде водятся и белые и желтые караси, то на
хлеб будут
брать преимущественно желтые, а на червяка — белые; исключения довольно редки.
Клев карасей чрезвычайно неодинаков; иногда они
берут беспрестанно и очень верно: тронутый наплавок дает около себя один или несколько кружков и отправляется в сторону, но погружается редко; тут довольно времени схватить удилище и подсечь; тут можно удить на несколько удочек и разложить спокойно свои удилища на чем случится; но иногда, в том же самом пруду, караси начнут клевать до того осторожно, или, лучше сказать, неверно, что надобно удить на одну удочку и держать удилище в руке, потому что должно уловлять, посреди троганья и поталкиванья, малейшую потяжку наплавка; промахов будет немало, но иначе ничего не выудишь; в этом случае гораздо вернее удить на
хлеб.
Впрочем, иногда караси
берут только на
хлеб, иногда только на червей.
Когда крючки ходят на весу и неблизко к берегу, то раки будут
брать менее; всего жаднее бросаются они на рыбку, навозных и земляных червей и
хлеб.
Неточные совпадения
И вот по родственным обедам // Развозят Таню каждый день // Представить бабушкам и дедам // Ее рассеянную лень. // Родне, прибывшей издалеча, // Повсюду ласковая встреча, // И восклицанья, и хлеб-соль. // «Как Таня выросла! Давно ль // Я, кажется, тебя крестила? // А я так на руки
брала! // А я так за уши драла! // А я так пряником кормила!» // И хором бабушки твердят: // «Как наши годы-то летят!»
— Садись, всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу,
берет вожжи и становится на передке во весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром
хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! — И он
берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
— Скажите, господин, правда, что налоги с нас решено не
брать и на войну нашего брата не гонять, а чтоб воевали только одни казаки, нам же обязанность одна —
хлеб сеять?
— Я этого не
беру.
Хлеб беру, — сказал он.
Получая от нас
хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же
хлебы, их же руками добытые,
берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что не обратили мы камней в
хлебы, но воистину более, чем самому
хлебу, рады они будут тому, что получают его из рук наших!